Экономическая политика нынешнего правительства вызывает много критики. Одно за другим предложения исполнительной власти наталкиваются на неприятие со стороны бизнеса и населения. Что происходит сегодня в экономике, и чем продиктованы действия правительства? Предлагаем актуальное интервью с министром экономики Олегом Панкратовым.
- Олег Михайлович, если использовать медицинскую терминологию, наша экономика находится в предсмертной агонии, стабильно больна без видимых признаков выздоровления или начинает выздоравливать?
- Наверное, второй вариант более близок к реальности.
- И никаких видимых признаков выздоровления Вы пока не видите?
- Изменения политики государства вселяют определенную надежду. Если эти изменения будут носить системный долгосрочный характер, то тогда экономика начнет выздоравливать. Убить экономику при всем желании невозможно – она выживет, что бы мы с ней ни делали.
- Что из себя представляет «белая» часть экономики?
- К сожалению, экономика у нас не такая большая. Естественно, основной сектор – это горнодобывающий. Наша зависимость от одного предприятия видна невооруженным глазом. Допустим, те экономические показатели страны, которые мы сейчас видим, являются показателем того, как деятельность «Кумтора» влияет на экономику. Если в прошлом году «Кумтор» попал на богатую золотом жилу и давал большое количество золота, то, соответственно, наша экономика росла до 6-7%. В этом году, наоборот, «Кумтор» разрабатывает ту часть месторождения, где содержание золота ниже. Следовательно, объемы добычи и экспорта меньше. С учетом того, что в прошлом году база исчисления была высокая, мы видим, что вклад «Кумтора» в ВВП страны в этом году отрицательный. И за семь месяцев нынешнего года показатели ушли в минус. Это была прогнозируемая ситуация. Во втором полугодии нынешнего года произойдет выравнивание. В итоге мы выйдем на прогнозный рост примерно 2,5-3%. Тут от нас мало что зависит. Каких-то механизмов регулирования у правительства в данной ситуации нет.
- Какие еще отрасли формируют костяк нашей экономики?
- Немного выработка электроэнергии, немного экспорт швейных изделий, сельхозсектор. При этом у нас отрицательное торговое сальдо – мы продаем меньше, чем покупаем. Но наша экономика поддерживается тем, что платежный баланс выравнивается за счет денежных переводов трудовых мигрантов.
И сейчас особые опасения вызывает то, что происходит в макроэкономических взаимоотношениях на геополитическом уровне. Санкционные и тарифные войны, которые возникли между США с одной стороны и Евросоюзом, Китаем, Россией, Турцией с другой стороны, высокая волатильность валют наших партнеров (в первую очередь Российский Федерации, Казахстана и частично Турции) вызывают очень высокую турбулентность в мировой экономике и не могут не отразиться на нашей экономике. Это наши традиционные рынки сбыта.
- Как эта турбулентность отразится на нас?
- Нестабильность экономик тех стран, где преимущественно работают наши мигранты, может привести к тому, что уменьшится объем переводов. Отсюда возникнет дефицит платежного баланса. Это может отразиться на экономической ситуации в стране в нынешнем году. Мы этого очень опасаемся. Нами разработан план, который должен минимизировать эти последствия. Но опять же, это внешние факторы, на которые мы не можем повлиять.
- Основным экономическим партнером Кыргызстана является Россия. По данным Нацстаткома, за 7 месяцев объем взаимной торговли составил более 66%. При этом мы все понимаем, насколько наша экономика зависит от этой страны. Падение рубля вызывало падение сома, например. Насколько разумно увязывать нашу экономику с Россией, особенно в условиях международной политической ситуации и начавшихся торговых войн?
- Естественно, это ненормальная ситуация. Делается все, чтобы диверсифицировать источники поступления валюты в нашу страну. Поэтому мы смотрим на другие рынки. Но исторически и географически сложилось так, что реальный потенциал для продажи нашей продукции есть на пространстве СНГ, где самый большой рынок – Россия.
- Так в чем же заключается диверсификация?
- У нас была достаточно неплохая попытка выйти на рынок Евросоюза, где мы получили статус VSP+. Это дает нам возможность беспошлинно поставлять туда более 6 тысяч товаров. Но, естественно, мы отдаем себе отчет в том, что кроме пошлин там есть другие барьеры, связанные в первую очередь с безопасностью продукции. Развитые рынки, наподобие Евросоюза, имеют очень высокие требования, которые защищают уже сложившихся поставщиков, в первую очередь транснациональные корпорации. И пробиться на этот рынок, даже не оплачивая пошлины, практически маловероятно. Поэтому объемы нашей торговли с Евросоюзом составляют около 60 миллионов долларов в год. Это очень незначительно. В лучшем случае мы можем довести этот показатель до 100 миллионов. Это будет очень хорошим достижением.
- На какие рынки мы могли бы реально пробиться?
- В первую очередь на китайский рынок. Раньше у нас не было такой возможности до тех пор, пока эта страна сама была ориентирована на экспорт. Сейчас политика Китая меняется. Они строят страну с хорошим уровнем достатка, работают над тем, чтобы благосостояние населения увеличивалось. Имея положительное торговое сальдо со многими странами, китайцы сталкиваются с негативным отношением к своей экономической политике. Поэтому Си Цзиньпин неоднократно говорил в своих выступлениях, что Китай стремится сгладить резкое расхождение в объемах экспорта и импорта. То есть Китай будет открывать свой рынок для иностранных товаров. И вот здесь мы активно работаем над тем, чтобы занять свою нишу на рынке Китая. Там потенциал очень большой. Это и может стать альтернативой российскому рынку. Но это в перспективе. Пока российский рынок остается для нас безальтернативным.
- Что мы можем предложить Китаю?
- Китайский рынок очень емкий. Для шестимиллионного Кыргызстана это бездонная бочка, куда можно продать что угодно. Туда уже сегодня идет наша сельхозпродукция. Как это ни странно, китайцы готовы покупать нашу швейную продукцию. Потому что себестоимость производства в Китае сегодня значительно выросла. И наша продукция по соотношению «цена-качество» стала конкурентоспособной.
- Как скоро мы сможем начать осваивать китайский рынок в полной мере?
- Наш президент, будучи в последний раз в Китае с государственным визитом, подписал с Си Цзиньпинем декларацию о стратегическом партнерстве. За ним всегда следуют какие-то экономические преференции. Те правила, которые устанавливает Китай, должны быть видоизменены, чтобы пустить наши товары на их рынок. Мы надеемся, что эти договоренности будут реализованы. Нами разработана дорожная карта, и в ближайшее время мы начнем ее реализовывать.
- Насколько наши товары соответствуют требованиям к качеству Евросоюза, Китая, России?
- Российский рынок для нас открыт потому, что мы стали членами Евразийского экономического союза. Вступление туда было продиктовано именно этим мотивом. Потому что, имея единую таможенную территорию, фактически мы не имеем ограничений по безопасности. Страны ЕАЭС договорились, что каждая берет на себя обязательства обеспечить безопасность и не выпускать опасную продукцию. Соответственно, барьеров в торговле у нас с ними практически нет. Наша продукция туда спокойно идет. За исключением небольшого сегмента – товаров, подконтрольных ветеринарным службам. Там пока у нас нет такой свободы. Вся промышленная и сельхозпродукция растительного происхождения продается беспрепятственно.
Требования к безопасности продукции являются серьезным барьером. Потому что кроме самих барьеров существуют еще процедуры подтверждения безопасности, которые необходимо выполнять. Именно в этих процедурах кроется вся угроза. Сложность их прохождения зачастую делает невозможным выход на те или иные рынки. Это в частности касается Евросоюза. Там есть два барьера. Первый: когда мы пересекаем границу, должны доказать государству, что поставляем безопасную продукцию. А второй барьер: рынок розничной торговли давным-давно поделен между крупными транснациональными компаниями. В магазинах любой страны Евросоюза вы можете увидеть практически идентичный ассортимент продуктов. Попробуйте вытеснить с этих полок, например, «Кока-Колу». Естественно, это очень сложно сделать. Для этого существуют корпоративные правила сетей, где есть свои требования по безопасности, качеству, по упаковке, маркировке. Из-за этого практически невозможно попасть на эти прилавки.
Почему для нас было важно не потерять российский рынок? Потому что там это только формируется. Присутствуя там, мы сохраняем, а то и увеличиваем долю своих товаров. Стоит оттуда уйти, как наше место займут товары других производителей. И назад вернуться будет практически невозможно.
- В конце июля аналитическая группа Focus Economics обнародовала рейтинг бедности 127 стран, взяв за основу показатели ВВП за 2018 год. Кыргызстан вошел в десятку самых бедных стран мира. Показатель ВВП на душу населения у нас составил 1 222 доллара. Согласны ли Вы с такой оценкой?
- Относительно. Данная оценка поставлена на официальных данных, которые показывают наши национальные статистические органы. Но мы вынуждены констатировать, что реальный объем нашей экономики намного больше. У нас очень большой теневой сектор. По разным оценкам он составляет от 35 до 70%. Соответственно и доходы населения, которые оно получает официально и неофициально, существенно разнятся. Поэтому с учетом теневой экономики говорить о том, что Кыргызстан входит в десятку беднейших стран мира, было бы некорректно.
- Что сейчас правительство собирается делать для того, чтобы выводить экономику из тени?
- Основная проблема возникновения теневой экономики в том, что она развивается там, где опасно работать «в белую». Поэтому каждое государство пытается создавать максимально благоприятное либеральное законодательство для ведения бизнеса, упрощать лицензионно-разрешительные процедуры, снижать налоги. Все это в теории должно дать стимул для того, чтобы бизнес стал работать «по-белому», чтобы это стало выгодно. Эти законы хороши тогда, когда они исполняются. К сожалению, неисполнение законов, высокий уровень коррупции и отсутствие института, который мог бы этой коррупции противостоять, привели к тому, что наши многолетние усилия по созданию благоприятных условий для бизнеса, то есть вся проделанная работа по созданию либерального законодательства, нивелируются необязательностью их исполнения. И бизнес сегодня не знает, где можно найти защиту, чтобы отстоять свои права, свою частную собственность, чтобы доказать свою правоту при необоснованном доначислении налогов и по любым другим вопросам. Можно констатировать, что основная проблема, которая сегодня является причиной большого теневого сектора, – это отсутствие механизмов оспаривания действия или бездействия государственных органов в суде. Бизнес неоднократно и на разных уровнях говорит о том, что решение суда принимается всегда или в большинстве случаев в пользу государства. Отсюда недоверие к судебной системе, к органам власти. И отсюда же теневая экономика.
- Как-то неутешительно все это звучит. Столько мер предпринималось, а итога никакого…
- На самом деле, ключевая реформа, которая должна быть проведена, – это реформа судебной системы и правоохранительных органов. Мы очень много об этом говорим, но реальных подвижек в этом направлении нет. Сегодня намерения президента внушают некоторую надежду. Но мы со своей стороны предлагаем не ждать завершения всех процедур, потому что судебная реформа – вещь дорогая и длительная.
-Как же тогда решить эту проблему?
- Мы сегодня инициируем законопроект, который позволяет применять досудебные методы разрешения экономических споров. У нас уже есть действующий независимый третейский суд при Торгово-промышленной палате. Там каждая из сторон экономического спора выбирает своего третейского судью. Эти двое выбирают третьего арбитра. Этих арбитров невозможно снять или назначить на эту должность. Соответственно, он не зависим от телефонного права. Государство не оплачивает арбитрам заработную плату. Соответственно они материально не зависимы от государства. Почему есть гарантия, что третейский суд будет рассматривать спор объективно? Объем заработанных арбитром средств будет зависеть от того, как часто его будут выбирать. За каждое участие в процессе он будет получать вознаграждение. И если он один раз вынесет неправосудное решение, то это быстро станет известно за пределами третейского суда. И уже никто не будет выбирать его при рассмотрении споров. Сегодня мы видим, что третейский суд оправдывает себя. У этого органа сложился неплохой имидж. И мы предлагаем в качестве эксперимента применить систему досудебного рассмотрения споров в случаях спора между бизнесом и государством. Если это сработает, то в близкой перспективе у субъектов предпринимательства наконец-то появится возможность в случае неправомерных действий государственных структур отстаивать свои права, доказывать правомерность своих действий. Тем самым это будет одним из основных стимулов, мотивирующих бизнес работать «в белую».
- И государство согласно на этот эксперимент?
- Не знаю, насколько нашу инициативу поддержат. Эта инициатива была озвучена на конференции, которая проводилась бизнесом совместно с Министерством экономики. Министерство лишь отражает эту инициативу в виде законопроекта. Потом будет общественное обсуждение, согласование, принятие Жогорку Кенешем. Как другие структуры отнесутся к этому предложению, это еще вопрос. Но стоит предположить, что, конечно, будет противодействие.
- Если говорить о выводе бизнеса из тени, то нельзя не вспомнить о недавней инициативе о повышении налога с продаж до 5%. Столь ли необходимо повышение ставки этого налога? Ведь все знают, что это нерыночный налог, и он должен быть упразднен…
- Давайте вспомним предысторию появления этого налога. Когда-то НДС в нашей стране был 20%. Встал вопрос о его понижении до 12%. Естественно, возникли опасения, что будут выпадения из бюджета. И как временная мера, которая позволила бы компенсировать эти выпадения, было предложено ввести налог с продаж. Который постепенно должен был снижаться, а затем и ликвидирован. Все шло по плану – НДС снизили, НсП ввели.
- Но налог с продаж так и остался…
- Государство о своем обязательстве отказаться от НсП забыло. Будучи в правительстве, я инициировал, чтобы государство вспомнило о своем обещании бизнесу и начало от этого налога отказываться. Был предложен другой механизм: не снижать его ступенчато до нуля, а идти по принципу этапной отмены для разных видов деятельности.
-То есть не для всех?
- Да. Например, для роста экономики выгодно экспортировать и невыгодно импортировать. Следовательно, налоги должны быть максимально лояльными для экспортеров и максимально жесткими к импортерам. Поэтому у нас импорт облагается и НДС, и пошлинами, и всем остальным. А вот НсП на экспортеров в логику экономики совершенно не укладывается. Поэтому первое, что мы предложили, – это отменить НсП для экспортеров. Это было сделано.
- В своих разъяснениях по поводу НсП Вы неоднократно говорили, что повышение этого налога отразится только на тех, кто работает с наличными. Почему именно для этой категории?
- Какое-то время назад было предложено трансформировать НсП в налог на оборот наличных денег. Этот шаг тоже был сделан. Для всех, кто работает в безналичной форме, была установлена ставка налога 0. Соответственно, если вы работаете «в белую» и ничего не скрываете, работаете перечислением, как и во всех цивилизованных странах мира, где уже практически никто не использует наличные деньги, то вы не платите этот налог. А вот если вы работаете в зоне риска, где есть оборот наличных денег и соблазны не показывать свои обороты, именно эта зона должна облагаться НсП.
Это не фискальная мера. Налоги могут быть направлены на пополнение бюджета, а могут служить регуляторным механизмом, когда через увеличение налоговой нагрузки сокращается та или иная сфера общественных отношений. Так вот, увеличение налога на оборот наличных денег должно стать стимулом для ухода предпринимателей из этого сектора.
- То есть в идеале сбор этого налога должен быть сведен к нулю?
- Это идеал, которого добиться невозможно. Но если мы доведем соотношение «10% наличных – 90% безналичных платежей», то это тоже заставит бизнес выходить из тени. Вот эта цель и ставилась при инициировании предложения об увеличении ставки НсП до 5%. И эта идея не спонтанно возникла. Мы же проанализировали. Если до трансформации НсП оборот безналичных денег составлял 32-33%, то за 2 последних года эта доля выросла до 44%. И многие предприятия, работающие «в белую», откровенно сказали: «Мы поняли, что работать налом невыгодно». То есть те, кому нечего скрывать, спокойно отказались от уплаты этого налога и спокойно работают.
- Вы ведь тоже ходите в магазины и наверняка видели, что основная масса платежей там осуществляется наличными?
- Сегодня не в каждом магазине при оплате карточкой вы получаете скидку. Повышение ставки налога вкупе с тем, чтобы сделать такую скидку обязательной, должно привести к чему: вы как владелец карточки становитесь участником маркетингового хода, который применяет бизнес при открытии магазина, например. Открыли магазин, подарили вам бонусную карточку, где скидка 5%. И хотите вы того или нет, вы идете в этот магазин, зная, что там будет немного дешевле. Карточки для безналичных платежей или какие-то другие механизмы (в Китае, например, все платежи проводятся с помощью телефона) должны стать таким же механизмами, которые заставляют покупателя идти туда, где можно заплатить безналом и получить скидки.
Если бизнес работает в тени, то ему повышения налогов никак не осложняют жизнь. Он все равно налоги не платит. А если он будет попадать в среду, когда все вокруг принимают оплату безналом, и он остается в гордом одиночестве и теряет клиентов, то это и будет стимулировать его отказываться от наличных расчетов. И покупатель, требуя скидки за безналичный расчет, будет стимулировать бизнес переходить из серой зоны в белую.
- Различные бизнес-ассоциации раскритиковали инициативу повышения ставки НсП. Убедительны ли для Вас доводы бизнеса?
- Бизнес нам говорит: ну вот как бабушка будет рассчитываться по карточке? Но это не аргумент. Мы ведь говорим: переходите на безналичные платежи и не платите налог. Ничто ведь вам не мешает это сделать. И пока аргументированного мотивированного доказательства со стороны бизнеса я не услышал.
Говорят, что это отразится на малом и среднем бизнесе. Малый и средний бизнес работает по патенту. Он платит единый налог, и эта мера его не затронет. Говорят, что ударит по сельхозпроизводителю. Нет, сельхозпроизводитель платит только земельный налог. Эта мера затронет в основном мелкий средний и крупный опт, где идет вся контрабанда из Казахстана, которая для нас сегодня больная тема. Или неучтенка, которая через границу с Китаем проходит.
- Переход на безналичные расчеты увязан на инфраструктуру. Вы привели пример Китая, где платежи осуществляются через телефоны. Такой же процесс идет в России. Мы же к этому инфраструктурно не готовы.
- Что бы мы ни придумывали, что бы на бумаге ни писали, рынок все равно диктует свои законы. Почему у нас сегодня инфраструктура не готова? Потому что нет спроса. При наличии спроса наши банки способны и готовы быстро обеспечить всю необходимую инфраструктуру. Я вообще в этом никакой проблемы не вижу. Тем более, хотим мы того или нет, это все равно произойдет. Весь мир движется в этом направлении. И мы не можем остаться островком, на котором будут вестись древние методы ведения бизнеса.
(Продолжение следует)
Интервью вел Александр Кулинский