С Этьенном Ф. Ожэ, доктором Парижской Высшей школы социальных наук, мы познакомились в Вене. Он был главным докладчиком на 18-й Центральноазиатской конференции СМИ «Многообразие вызовов СМИ Центральной Азии». Тема его доклада касалась пропаганды и контрпропаганды.
Мы подробнее поговорили на эту тему с доктором социальных наук. Предлагаем вашему вниманию интервью с господином Этьенном Ф. Ожэ.
- Сколько времени Вы занимаетесь исследованием пропаганды и в каком именно регионе?
- Я занимаюсь исследованием 20 лет. И эта работа касается не каких-то конкретных регионов, а конкретных тем. Если есть актуальная тема, я начинаю ее развивать и исследовать более тщательно. Хочу отметить сразу, что слово «пропаганда» происходит от названия католической организации «Конгрегация распространения веры», созданной папой Григорием XV в 1622 году.
Однако пропаганда как явление существовала задолго до возникновения самого термина. Одним из наиболее ранних образцов пропаганды можно рассматривать преамбулу к Своду законов Хаммурапи – законодательному своду старовавилонского периода, в котором говорится, что эти законы созданы с целью установления справедливости в стране и для защиты слабых от сильных. Содержание же самих законов в основном направлено именно на защиту интересов богатых и зажиточных слоев за счет подавления и эксплуатации бедных и бесправных жителей. Таким образом, по моему мнению, пропаганда и в старые времена, и сейчас - это контроль над воззрениями людей.
- Какова в странах бывшего СССР ситуация по части пропаганды?
- Я бы хотел провести черту в первую очередь между дезинформацией и пропагандой. Это две разные вещи. В русском языке слово «пропаганда» звучит немного позитивнее, как вера во что-то. А дезинформация – это то, что можно легко перепроверить и опровергнуть. Но все равно дезинформация влияет на чувства и эмоции. Что касается пропаганды, то это то, во что люди верят. Есть такой термин «когнитивный диссонанс», когда ты веришь во что-то и вдруг получаешь информацию, которая расшатывает твою веру во что-то, но ты все равно стараешься держаться той веры, которая была у тебя изначально, несмотря на все попытки опровергнуть это. Можно сказать, что в период развала СССР все жители огромной страны пребывали в состоянии когнитивного диссонанса.
- Такое впечатление, что Россия уже пришла в себя от этого состояния и проводит активную пропаганду своей политики, своих традиционных ценностей. Как Вы думаете, они правильно действуют, с точки зрения сохранения своей государственности?
- В России пропаганда действует как инструмент восстановления русской идентичности. Людям внушают, что они должны гордиться тем, что они русские. Огромное количество людей сплачиваются, начинают продвигать одну линию, комментировать все новости в одном ключе, и большая часть этого идет еще с советских времен. Трудно обвинять Россию в продвижении пропаганды, потому что и Запад тоже проводит свою пропаганду. Я хочу подчеркнуть, что пропаганда для меня не является чем-то негативным или позитивным. Она есть – и точка. И я даже склонен думать, что пропаганда нужна. И Россия, и США пытаются продвигать свою национальную идентичность через пропаганду. И на сегодня это единственная возможность быстро объединить нацию. Но пропаганда становится опасной, если власти или СМИ указывают на врагов и учат их люто ненавидеть. Тут уже до нацизма недалеко.
- Должны ли журналисты заниматься пропагандой, если они ощущают себя патриотами своей страны и думают о национальной безопасности своего государства?
- Есть различия между национализмом и патриотизмом. Патриотизм подразумевает любовь к своей Родине, сплоченность, единство ценностей. В то время как национализм – это сплочение во имя противостояния врагу. В этом смысле можно расценивать патриотизм как положительный аспект, а национализм как отрицательный, и даже опасный. Важно журналистам не перейти эту грань.
- Говоря о российской пропаганде, можно заметить, что много внимания уделено контрпропаганде гомосексуализма. На основе этого позиционируется возвращение к своим истокам, семейным традициям. В этом отношении хочется поинтересоваться, а существует реальная пропаганда гомосексуализма, или это миф?
- Невозможно убедить людей или заставить стать гомосексуалистом. Это не выбор. Религия может быть выбором или политика, но не сексуальная ориентация. Я в это не верю. То, что в российских СМИ так муссируют эту тему, позволяет сделать вывод, что Путин дал сигнал о том, что он близок к православной церкви. То есть, что власть в России и православная церковь разделяют общие ценности.
- В своих исследованиях Вы пришли к выводу, что нельзя использовать контрпропаганду в борьбе с террористами. Почему?
- Если мы используем контрпропаганду, то, получается, мы используем те же методы, что и террористы. Если мы начнем опровергать то, что утверждает противник, это означает признание с нашей стороны его утверждений. Сегодня они используют различные ресурсы: соцсети, видеоролики, сайты. Лучшим методом будет игнорировать их. Если мы будем использовать их средства, то это означает, что мы испытываем страх. И это идет на руку террористам. В этом случае мы должны использовать другие методы. Например, эмпатию, то есть сострадание, а также больше рассказывать положительных историй о своей стране.
- Не кажется ли Вам, что Ваша модель борьбы с терроризмом через сострадание и рассказ хороших историй малоэффективна? И в Европе уже есть проблемы с этим, потому что слишком мягко относились к борьбе с этим злом и пытались бороться какими-то сказками.
- Сострадание – это побыть в шкуре другого человека и почувствовать, что он пережил. Когда я говорил со студентами в Ливане, предлагал понять своего врага, израильтян в частности. Из этого вы извлечете два урока. Либо вы поймете хорошо, что они хотят, и тогда вы сможете этого врага победить. Либо поймете, что вы совершенно разные и у вас нет никаких точек соприкосновения. Что касается терроризма, то Европа сталкивалась с терроризмом на протяжении многих десятилетий. И я бы не сказал, что мы мягко к нему относимся. Наоборот, очень жестко. И концепция терроризма разная. Для кого-то «Аль-Каида» и ИГИЛ – это террористы, а для кого-то они борцы за свободу и справедливость. Я никогда не буду оправдывать терроризм, но, чтобы его победить, мы должны понять мотивацию этих людей, что движет ими. И если это противоречит закону, естественно, мы должны поступать жестко. Но в первую очередь мы должны услышать историю людей, их мотивацию, понять, почему они встали на этот путь и так продвигают свои ценности и идеи. И если мы напуганы их мотивацией и намерениями, это значит, что мы слабые. И мы должны стать сильнее.
- Как государству стать сильнее?
- Сила в единстве. Нужно смотреть на то, что сплачивает людей в рамках одной нации, вместо того, чтобы акцентировать внимание на том, что их разделяет. В этом отношении Швеция является хорошим примером. Одна третья часть населения Швеции не была рождена в Швеции. Но у них единые цели, и государство у них сильное. Идея единства заключается в названии США – Соединенные Штаты Америки. Но сегодня они далеки от единства, за исключением тех моментов, когда они ведут войну. Ищите истории, которые будут мотивировать всех членов общества хотеть жить вместе. И государство, и общество станет сильнее.
Часть моей работы связана с тренингами для дипломатов в области публичной дипломатии. Недавно я провел встречу с дипломатами из ЦА и в беседе с ними пришел к выводу, что на Западе мало кто может отличить Туркменистан от Узбекистана, а Казахстан от Кыргызстана, для них это один регион. Нет понимания отличительной составляющей для каждого отдельного государства. Поэтому вашим государствам нужно выстроить какую-то уникальную, привлекательную историю, чем каждая страна отличается от других.
- Наша страна много лет пыталась идти то по пути Швейцарии, то построить демократию, как в США. А есть какая-то модель для государства, где было бы выстроено доверие между государством и народом?
- Такие страны, как США, Великобритания, Франция, крупные мировые игроки, твердят одно, продвигают свои интересы и доказывают, что их модель самая правильная. Но на самом деле это не так. Ни одна из этих стран не является моделью для подражания. На мой взгляд, моделью для подражания могли бы служить страны Скандинавии, в том числе Нидерланды, где основа отношений между обществом и государством лежит в доверии. И сейчас я изучаю Коста-Рику, их пример вдохновляет. Их общество пришло к тому, что они договорились верить в одну историю, в одно настоящее и видеть одно будущее. Что касается Европы, то тут нет такого. Но это не является моделью. Когда я общаюсь с дипломатами из ваших стран, я подчеркиваю, что обязательно нужно продвигать и рассказывать свою историю, свой взгляд. Ваши истории, ваши мнения, ваш взгляд должны услышать на мировой арене. Эта коммуникация не должна быть односторонней. Такие крупные страны, как США, Великобритания, они громкие, они кричат, но не слышат другую точку зрения. И я всегда говорю свою любимую фразу: «Если ты первым не выскажешь свое мнение, то кто-то другой выскажет твое мнение за тебя. И это мнение может оказаться далеко не твоим мнением». Пример тому - Казахстан и фильм «Борат». Сейчас имидж Казахстана на Западе строится по этому фильму. Люди смотрят и представляют себе эту великую страну такой, какой показывает ее комик Борат. Хотя у такой большой страны была возможность раньше показать свою страну со своей точки зрения. Вот поэтому я еще раз повторюсь: нужна положительная история своей страны, продвижение своих взглядов и ценностей. В XXI веке появилась необходимость рассказывать новые позитивные истории о том, что нас сближает, а не о том, что вносит раскол. И журналистам, и дипломатам нужно лучше рассказывать эти истории.
Лейла Саралаева
Справка: Этьенн Ф. Ожэ получил докторскую степень в
Высшей школе социальных наук в Париже после магистратуры в области киноведения
в Университете Париж III Новая Сорбонна. Бывший глава Департамента массовых
коммуникаций Баламандского Университета, Этьенн Ф. Ожэ преподавал около десяти
лет в Австрии (Дунайский Университет Кремс), Чехии (Англо-Американский
Университет, FAMU, Карлов Университет), Ливане (ALBA,