Сегодня наш известный актер Марат Амираев ассоциируется с образом Дон Жуана, так ярко он сыграл эту роль в одноименном спектакле в постановке Борзу Абдуразакова. За его плечами десятки успешных ролей в театре и кино, в том числе российском. Но сейчас он мысленно примеряет на себя совершенно иную роль – роль директора Русского драматического театра. Нет, ему еще никто ничего не предлагал. Но неудовлетворенность работой нынешнего директора театра заставляет задумываться о том, чтобы самому сделать эту работу лучше. Что это, амбиции или душевный порыв? – об этом наше интервью.
О карьере
- Марат, вы довольны тем, как складывается ваша актерская карьера?
- Мне грех жаловаться. Мне повезло, как и многим артистам, которые работают в провинции. Я могу играть самые разные роли. Своим успехом я считаю роль Гришки Отрепьева в «Борисе Годунове», за эту роль мне дали премию как лучшему артисту. Еще один успех, на мой взгляд, это роль Дон Жуана у Борзу. Мы репетировали этот спектакль месяц. Это был сложный процесс. Сначала мы были врагами. Мы, артисты, готовы были его повесить. А потом мы готовы были на него молиться. Эта роль далась мне через кровь и пот. Уходило много энергии. Но все спектакли мы отыграли как в полете. Искусство только таким и должно быть, когда ты отдаешься весь без остатка. И театр этим и привлекает. Ведь театр, это, прежде всего, АКТЕР и ЗРИТЕЛЬ. Это взаимообмен энергетикой между двумя этими компонентами.
- В кыргызской среде профессия актер не считается престижной. Можно ли сказать, что выбрав эту профессию, вы бросили вызов своей семье?
- Когда я бросил мединститут, конечно, родные переживали, что хороший парень из хорошей семьи подался в театралы. Для них это было несерьезно, пока не появились первые результаты, успешные роли в театре, кино, в том числе на российских телеканалах. Тогда я стал «жакши бала». Но это не был вызов, это было мое призвание.
- А как вы поняли, что вам надо становиться именно актером?
- Когда я был маленьким, я с удовольствием выступал перед гостями. Моя бабушка была директором фабрики «40 лет Октября», и в гости приходили министры и партийные руководители. Я вставал на стул и пел для них, читал стихи. Они носили меня на руках, угощали сладостями, хвалили, и тогда я понял, что артистом быть хорошо.
- А что для вас было путеводной звездой в вашем стремлении стать артистом?
- Очень хочется быть искренним. Я понимаю, что искренним можно быть только на сцене. В жизни мы скрываемся за масками, ритуалами, прячемся за стереотипами. И когда открываемся, нам могут просто плюнуть в душу. А сцена – это то место, где мы максимально открыты и свободны. Именно этого и ждут зрители. Именно этого ждет режиссер. Именно этого ждал драматург, когда писал пьесу.
И потом, какое-то сумасшествие должно быть у человека, который работает в театре. Это другой мир. Вы приходите с работы, со своими заботами и хлопотами, покупаете билет на спектакль, заходите в зал, и понимаете, что вы в Бишкек, в Кыргызстане. Но как только начинается спектакль, вы переноситесь в 17 век, вникаете в их проблемы. Потом вам кажется, что вы на сцене, вы все это переживаете. Но это же иллюзия, ведь вы по-прежнему в зрительном зале. И этот полет, фантазия не возможны, если и актер не будет верить в эту иллюзию. Если не будет сумасшествия, то и спектакль не состоится.
- А театральное искусство еще живо в Кыргызстане?
- Конечно! Смерть театру предрекают с момента его образования. Его хоронят и хоронят каждый век. Театр будет актуален во всем мире и всегда, так же, как и живая музыка. Одно дело слушать музыку в записи и другое – придя на концерт. Удовольствия гораздо больше. То же самое и игра артиста. Вы чувствуете живые вибрации, живые эмоции. Кино, телевидение и интернет всякий раз грозили театру смертью. Но смерти не произошло. Потому что живые книги, газеты, журналы и театр продолжают быть актуальными.
- Зачем нужен театр сегодня в Кыргызстане?
- Зачем искусство вообще нужно? – можно спросить. Как творит человек искусства – художник, поэт, актер? Он пропускает через себя эмоции, взгляд, отношение и выдает в виде картины, стихов, игры. Долг театра – отражать этот мир. Какую бы вещь мы ни брали, если там не будет отголоска современности, это не будет никого трогать, это будет просто фантик. Мы изучаем те же материи – любовь, предательство, дружбу, власть, что было интересно людям тысячи лет назад еще в Древнегреческом театре. И важность именно в этом – сказать о дне сегодняшнем. Важно, чтобы был диалог, иногда зритель приходит поговорить молча, чувствами. В наш век скоростной, информационный, мы общаемся больше корпоративно, по работе, исключительно с коллегами. Это – особенность больших городов. И все меньше с другими людьми. То, что мы разделяемся, это плохо. У меня есть друг, он мясник. Мы обсуждали тему, что хорошо было бы нам, всему Кыргызстану объединиться. И он сказал: «Мара, это нереально. Даже мясники работают только с поставщиками из тех областей, откуда они родом. Чужаков туда не пускают. И мы практически не общаемся друг с другом». То есть, даже в таком маленьком сообществе существует такое жесткое разделение на своих и чужих, хотя они такие же кыргызы. И эту ситуацию можно переложить на какую-то ханскую или царскую семью, и сыграть эту ситуацию, показав, чем это чревато. В эмоциях актеров люди увидят себя, и что-то поймут. Вот тогда этот вопрос, превращается в утверждение – ТЕАТР НУЖЕН.
- Каков сегодняшний зритель? Есть молодежь?
- Зритель очень разный. Студентов пригоняют. А с удовольствием приходят торговцы с «Дордоя». Они красиво одеваются и приходят отдохнуть. Учителя и преподаватели приходят реже, может, из-за того, что спектакли идут не в удобное время, может, есть другая причина…
О кризисе театра
- Как вы оцениваете нынешнее состояние Русского драмтеатра? Можно сказать, что он переживает ренессанс, или об этом говорить преждевременно?
- Театр – живой организм, он умирает и возрождается. Как говорят арт-менеджеры, этот цикл повторяется раз в 15 лет. Сейчас в Русском драматическом театре ситуация сложная, потому что во всех цехах проблемы. В актерском цеху – мало актеров, нет так называемой новой крови. Столярные, бутафорские цеха в плачевном состоянии, они закрыты. Невозможно сделать хорошие декорации…
- Странно, что вы говорите о технической составляющей. Я думала услышать вещи творческого плана.
- Сидя за столиком в кафе, можно придумать гениальный спектакль, мысленно сыграть его прекрасно. Но когда ты выходишь на сцену, ты понимаешь, что ты зависим от множества деталей – звука, костюмов, декораций. Поэтому все подразделения театра очень важны, каждая мелочь отражается на спектакле. Поэтому говорить только о творчестве немного узко.
- А как же режиссеры? Ведь это они делают спектакли.
- У нас был подарок судьбы, к нам приехал Борзу Абдуразаков, известный режиссер из Таджикистана. Он поставил «Дон Жуана», прекрасный спектакль, на который шел зритель. Он с успехом поставил «Записки сумасшедшего»… Но недавно он уехал на родину в связи с недоразумением. По сути, это преступление – не удержать такого специалиста.
- Вы обвиняете в этом нынешнего директора театра Александра Кулинского?
- Я обвиняю его в том, что он не приложил достаточно усилий, чтобы удержать Абдуразакова. Конечно, он будет говорить, что прилагал усилия, но это все ерунда. Надо признать, что человек не справляется с должностью руководителя театра. И я это сказал ему в лицо. Он сказал, что он может легко написать заявление и уйти.
- То есть, его ничто не держит в театре на этой должности?
- Получается так. На этой должности должен быть человек, который любит театр, не просто разбирается, а именно любит.
- Как Татьяна Доронина?
- Почему бы и нет? Между прочим, у Татьяны Дорониной полные залы в Москве, не смотря на ее архаичность. И потом в Москве очень много зрителя, благодарного зрителя.
- А у нас зрителей много?
- Статистику не знаю, но количество зрителей резко сократилось. Потому что сократилось количество спектаклей. Часть забрал Воробьев, те спектакли, которые он ставил. Забрал на правах продюсера. Я даже не знаю, как и почему это произошло. Но факт остается фактом. Новых спектаклей мы почти не ставим. Исключением был «Дон Жуан».
- Меня как зрителя интересует результат. Я заметила, что театр стал менее активен. Да, при Воробьеве театр жил бурной жизнью, но появилась некая пошлость. Кулинский как будто пытается вернуть театр в более культурное русло. Но в то же время осталась аренда различных кафе и продажа колбасы в фойе театра, как при Воробьеве. Почему?
- Аренда есть, меньше ее не стало. В театре по-прежнему ходят люди, которых мы не знаем, они снимают тут комнатки и занимаются какой-то своей деятельностью. Театр, как храм искусства, умер! Здесь можно даже пирожки продавать! А куда уходят арендованные деньги, неизвестно. Я не вижу этих денег. У нас постоянная нехватка денег, мы не можем поставить новые добротные спектакли. Зачем в таком случае нужна эта аренда? Поэтому я могу открыто сказать, что Александр Кулинский – не профессиональный директор театра. Его нужно менять.
Одолжности
- А вы как актер, режиссер и человек, который любит театр, готовы взять на себя ответственность и возглавить этот театр?
- Да! Я предлагаю нашему руководству присмотреться ко мне. Я готов взять на себя ответственность. У меня есть опыт актерской, режиссерской и административной работы. Я понимаю, что это большая ответственность, большое учреждение, непростой коллектив. Я мог бы предложить программу на три года, как вернуть зрителя, как вернуть желание актеров работать. У меня есть собственная концепция развития театра.
- Мы знаем, что Кулинский член партии «Ата-Мекен», одной из правящих партий. А к какой партии вы относитесь?
- К партии культуры. (Улыбается) На самом деле я беспартийный. Но возможно моим коллегам пора объединиться в свою партию, тогда была бы сила за людьми искусства, мы могли бы отстаивать интересы культуры. Я люблю этот театр и хочу, чтобы у нас работали достойные режиссеры, чтобы артисты этого театра жили достойно, чтобы их уважали и ценили граждане, чтобы они знали, что о них заботятся. К примеру, одна наша актриса Нина Чернышова сломала ногу и лежит уже два месяца дома. Руководство не звонит ей, не беспокоится, не навещает. Считаю, что это невозможно. Мы артисты, люди творческие, как дети. Нам нужно постоянное внимание. А этого сегодня нет…
- Мне нравятся ваша уверенность и желание взвалить на свои плечи эту ношу. Но вас могут обвинить, что это все амбиции и вы как любой кыргыз хотите стать хоть маленьким, но начальником.
- Я всегда сторонился этого, мне достаточно было того, что я играю. Но меня волнует вопрос, что я могу сделать для своего театра, своего города, своих коллег-актеров. Все дальше и дальше энергия переходит в какую-то войну, и создается впечатление, что я хочу подсидеть Кулинского с этого «золотоносного» места, стать башкармой, отрастить пузо и пересесть на крутой джип. Но я это делаю не для самоутверждения и не ради получения «портфеля». Я хочу сделать что-то важное в той сфере, в которой я считаю себя профессионалом. И все.
- А не получится так, что попав на административную должность, вы потеряете себя как актера?
- Есть много прекрасных примеров, когда актеры возглавляли театр. Например, Николай Губенко, Олег Табаков, Константин Райкин, Андреев. Возможно, с такой деятельностью как режиссура мне придется распрощаться, но я буду привлекать таких режиссеров, как Борзу, которых любит публика, и которые любят и уважают публику. Борзу относится с большим трепетом и к слову, и к жестам. Он чувствует нашу публику, уважает ее и хочет ответить на вечные вопросы. На его репетициях была гробовая тишина. Обычно артисты шушукаются, что-то обсуждают. Но он настолько сфокусировал наше внимание на жизни Мольера, что мы полностью погрузились в ту эпоху, прониклись тем, как ему приходилось жить и выживать рядом с Людовиком. Я говорю о спектакле «Дон Жуан», где образ Дон Жуана взят с Людовика, а свой образ Мольер воплотил в образе Сгонореля. Он описал в этом спектакле, каково служить безбожнику. И в спектакле мы обсуждали очень серьезные вопросы.
-Да, спектакль оказался на удивление современным и актуальным...
- Потому что это вечные вопросы – кому служить, зачем служить. Это всегда актуально. И у нас тоже это происходит. Кулинский как будто Людовик...(Смеется). Да, Александр хотел что-то сделать, он привлекал режиссеров, но до конца он этот вопрос не доработал. Плюс, не смотря на аренду, наша зарплата уменьшается. Артист в среднем получает 5 тысяч сомов. И когда приходит настоящий режиссер, тебе плевать на деньги. Ты отвечаешь себе на такие вопросы: «Зачем я живу и почему я актер?» Я хочу отметить, что такая же тишина как у Борзу, была на репетициях у Пази. И то, что Борзу уехал - это преступление.
О вечном
- Как вы в целом оцениваете состояние культуры в стране?
- Впервые за 20 лет на пост министра культуры поставили человека искусства. Алтынбек Максутов – актер, режиссер, гончар, продюсер, и хороший парень. Сегодня «хороший парень» - это профессия, потому что хороших людей осталось мало. Он знает все чаяния актерской, музыкальной среды. Он своими руками делает чопо-чоры, сохраняя наши традиции. А в этом наша культура, корни которой за много лет были утеряны, что-то было даже вырвано и выброшено. Помните, в произведении «Прощай Гульсары», когда Гульсары третий раз возвращается к хозяину, он снимает со своей лошади путы, и плачет. Потому что они железные, грубые. И вспоминает, какие изящные путы с национальным орнаментом были у кыргызских мастеров из его детства. Потом вспоминает, какие были седла, камчи, какие красивые украшения были у кыргызских девушек. И тогда Чингиз Айтматов задается вопросом: «Куда все это делось? Куда ушла наша культура?» Культура – это восприятие мира. Когда мы были кочевниками, мы были подчинены законам природы. Нельзя было гадить, где попало, нельзя было бездумно вытаптывать пастбища. Иначе на будущий год нечем будет кормить скот. Мы стали оседлыми, живем в городах. И вопрос культуры скомкался, и стало не понятно, то ли мы постсоветские, то ли мы проамериканские. А влияние американской масс-культуры на наши умы колоссальное. И мы стоим перед выбором, к какой культуре, как восприятию мира, мы относимся. И этот вопрос очень актуально сегодня стоит, что мы выберем.
- А вы для себя лично ответили на этот вопрос?
- Да, я кочевник. Я считаю, что нужно прожить так, как написано нам на роду. Для меня символ Тенгри – узор, который на наших ширдаках, имеет свой сакральный символ. Там восемь стремлений любви – любить себя, семью, свою нацию, все нации на земле, свою землю, все что живет и растет, души умерших и космос.
- Вы знаете, все эти вопросы я себе тоже задаю и ищу ответы. Как вы думаете, почему назрели эти вопросы?
- К среднему возрасту всем приходит осознание, кто ты, откуда ты, что ты хочешь от жизни? Ты никуда не торопишься, ты созерцаешь свой внутренний мир.
- Вы чувствуете свою ответственность в сохранении культуры?
- Безусловно. Я делаю это, играя на сцене. В этом мое стремление сохранить театр. Я понимаю, сколько это проблем. Я понимаю, что буду здесь дневать и ночевать. Просто настало время взять ситуацию в свои руки. Я хочу сохранить русский театр в Кыргызстане, хотя русским не являюсь. Но я являюсь носителем этой культуры.
- О чем вы мечтаете – как человек и как актер?
- Как человек, я мечтаю, чтобы родные были здоровы. Когда человек болен, вся жизнь идет не так. Как актер, мечтаю о хорошем режиссере, хороших ролях. Был такой случай, мы снимали фильм в горах Нарына, в фильме роль Волшебника играл известный актер Акылбек Абдыкалыков. К нам приехал один мужчина, он работал завучем в сельской школе, и пригласил к себе в гости. Мы приехали к нему, он накрыл стол и сказал, что когда был студентом, три месяца был на сельхозработах в Оше. И каждую неделю ходил в местный театр, где играл Акылбек Абдыкалыков. И его роли сделали из него человека. Я бы очень хотел, чтобы кто-то благодаря нашим спектаклям открыл бы в себе что-то созидательное.
- Ваша карьера успешно складывалась в Мосвке. Почему вы вернулись в Кыргызстан?
- Да, я хорошо устроился в Москве, я занял свою нишу и мне давали главные роли в спектаклях, в фильмах. Но произошел один курьезный случай. В один из вечеров я был в гостях у друзей, и смотрел фильм «Дневник мотоциклиста», о молодом Че Геваре. О том, как студент мединститута проехал на мотоцикле по Южной Америке. И в финале фильма Че Гевара бродит по древнему заброшенному городу, с совершенными коммуникациями и добротными, продуманными строениями. И показывают современную жизнь, где нищета, мусор и грязь. И он задается вопросом: «Как так произошло?» И у меня какая-то патриотическая нота заиграла в душе. Мне стало стыдно, что я сижу в Москве, у меня все хорошо, а культура в Кыргызстане потихоньку гаснет. Я тут же собрал вещи и приехал. И работаю, и буду работать, чтобы через 20 лет, какой-нибудь парень сказал, что благодаря моей работе он стал человеком.
Интервью вела Лейла Саралаева