С актером Валерием Крайновым мы познакомились лет 18 назад. В безудержной юности пытали силы в качестве ди-джеев на радиостанции «Алмаз». Хорошее было времечко. Сегодня Валерий – режиссер Русского театра драмы им. Ч. Айтматова, и наша беседа – о театре и о жизни.
- Часто вспоминаю те времена, когда мы работали на «Алмазе». Наверное, юность остается эталоном свободы, независимо от обстоятельств… Но несли мы в эфир потрясающую ерунду, иногда даже стыдно.
- Да не в юности дело. У нас действительно была практически неограниченная свобода самовыражения. Время и место такие были, так иногда случается. Другое дело, что мы не умели ей как следует распорядиться. Вот это уже особенность юности…
- Ты уже тогда играл в театре.
- Да, я очень-очень давно связан с театром.
- Как ты сделал этот выбор?
- Да знаешь… Очень обыденно и без пафоса. Встречались с девушкой, тут вдруг разошлись, разругались. И у меня внезапно стало очень много свободного времени. Надо было его куда-то девать. С приятелями за компанию подался в театральную студию при Политехническом институте, зацепило. Потом была Студия мастерская актерского искусства, учеба в институте искусств имени Бейшеналиевой. Так и пошло. Вроде бы случай. Но я практически фаталист, верю в судьбу…
- Хорошо быть фаталистом. Сидишь себе, греешься на солнышке, твое от тебя не убежит.
- Ну что ты такое говоришь (смеется). Разумеется, нужно очень много вкладывать в свою судьбу, в свою жизнь. Но основные, поворотные моменты судьба предоставит. Надо только не прозевать.
- Как жить, чтобы не зевать?
- Смотреть повнимательнее.
- Что для тебя театр, Валерий?
- Это жизнь. Видишь ли, театр не подразумевает восьмичасовой рабочий день. Это 24 на 7. Режиссер ли ты, актер ли – в твоей душе, в голове происходит непрерывная работа. Вот расскажу одну показательную историю. У нас шел спектакль «Лев зимой». Он шел себе, шел, потом постановку закрыли. Где-то через год я вдруг просыпаюсь среди ночи от мысли, как надо играть одну сцену. Я подскакиваю, начинаю лихорадочно записывать, обкатывать, рассматривать идею со всех сторон. И только через некоторое время вспоминаю, что спектакль-то мы давно не играем. Это не какой-то вопиющий случай, такое как раз в порядке вещей.
- Какая судьба тебе все же ближе – актерская или режиссерская?
- 20 лет актерского опыта у меня за плечами. Режиссерский опыт – 7 лет. Я не скажу, что я перерос профессию актера. Но режиссура мне более интересна. Все-таки я скорее теоретик, чем практик. И скорее стратег, чем тактик.
- Что это за люди – актеры и режиссеры?
- Сумасшедшие. Актеры в своей массе нигде и никогда не были баловнями золотого тельца, не получали больших денег. Но в какой-то степени они – избранные. Богом поцелованные, так скажу. Ведь эта профессия – большие жертвы. На алтарь кладется почти все. Семья, личная жизнь. Актер, да и режиссер иногда, - это ребенок. Яркость, незамутненность восприятия и реакции – необходимость, а не издержки профессии. Скажи мне, как, не будучи ребенком, в солидном возрасте сыграть, скажем, гриб? Или белочку? Театр это... не скажу, что существо, скорее, энергетический организм, который берет очень много сил. Есть, конечно, те, кто черпает силы в зрительном зале. Но большинство отдает себя без остатка, а после ощущает невероятное опустошение. Может быть поэтому некоторые актеры злоупотребляют алкоголем...
- Что это такое – взаимоотношения с публикой?
- Обмен энергиями. Это своего рода наркотик. Впрочем, это уже штамп, тем не менее, справедливый.
- Как поставить популярный спектакль, от чего зависит реакция публики?
- Иногда мне кажется, как звезды сойдутся. Конечно, выбор материала, режиссера, актерского состава – архиважные вещи. 70 % успеха – это когда актер на своем месте, со своей ролью. Но есть еще что-то неуловимое, что невозможно контролировать или даже предсказать.
- Говорят, в театральных коллективах, независимо от их статуса, масштаба и места расположения, всегда много интриг. Насколько это правда, расскажи?
- Это и правда, и неправда. Неправда, потому что где их нет, интриг? Посмотреть на нашу политическую «сцену», так мы, театралы, не попадаем в пыль по накалу и изощренности этого дела. И правда тоже, потому что актеры – люди амбициозные. Другим в этой профессии просто нечего делать. Потому и почвы для трений больше. Есть такое расхожее выражение: «Театр – это террариум единомышленников». Все почему-то делают акцент на слове «террариум». А я бы повнимательнее прислушался к слову «единомышленники». Без командного духа нет ни спектакля, ни труппы. В театре должно быть взаимное уважение, даже если диалог идет на повышенных тонах.
- Что там у вас, кстати, сейчас происходит? Столько всего выплескивается в СМИ. Очень трудно разобраться…
- В последние годы накопилось очень много недовольства, неудивительно, что оно выплескивается в СМИ. В то же время ничего такого, что угрожало бы существованию театра, не происходит. Театр вообще и наш в частности жив, и нас с тобой переживет.
- Нужна ли театру новая смена руководства сейчас?
- Не знаю. Нас слишком сильно тряхнуло после ухода Воробьева. Но практика показывает, что в руководстве нужен человек, который любит и понимает театр. Театр – живой. Он сам избавляется от ненужного, лишнего, случайного. От людей, постановок, тех, кто любит себя в театре, а не театр в себе. Он убирает, выдавливает людей, которые его не любят. Не веришь? А это так. Тебе любой работник театра подтвердит.
- Говорят, сегодня ты – самый вероятный кандидат на должность главного режиссера.
- Я уже был два с половиной года и. о. главного режиссера театра. Работу в любом случае знаю. Не думаю, что это такая сенсация, которую имеет смысл обсуждать.
- В чем она, работа главрежа театра?
- Ни в коем случае не подавить, не сломать индивидуальность режиссерского состава, но собрать все эти миры – а это именно миры – в один концептуальный блок.
- Какие бывают режиссеры? Как они управляются с капризными, амбициозными актерами, продукт которых – творчество, которое без амбиций и каприз просто не может существовать?
- О, мой любимый вопрос (улыбается). Есть режиссер-тиран, есть режиссер-дипломат, и есть режиссер, за которым в силу недюжинного таланта актеры идут, как за миссией.
- Ты какой?
- К дипломату ближе. Хотя, конечно, как любому амбициозному человеку хотелось бы быть мессией (улыбается).
- Каков нынешний театральный зритель?
- Стало очень много молодежи. Думаю, это потому, что им хочется чего-то живого, настоящего. Ведь театр – это то, что происходит здесь и сейчас. Переиграть сцену нельзя, энергию, которую рождает эмоция актера и отклик зрителя, нельзя даже записать на пленку или зафиксировать цифровой камерой. Это, что называется, для души. Мало у нас в современном мире чего-то для души.
- Театр воспитывает своего зрителя, поддерживает, трансформирует уровень культуры в целом?
- Он живой, Света. Он всех и воспитывает, и поддерживает, и наказывает. Творчество – энергоемкий и очень-очень неоднозначный процесс.
- Что для тебя самое острое, важное в твоей работе?
- Актер и режиссер часто чувствует себя Демиургом, творцом. Рождаешь, создаешь что-то новое, невероятное, что потом начинает жить свою собственную жизнь в искусстве, очень маленькую, или совсем большую. Это, наверное. И вера в чудо. Знаешь, я когда Дедом Морозом работаю, дети у меня часто спрашивают: «А вы настоящий?». Я им не вру, говорю, нет, я не настоящий. Но я работаю по поручению настоящего Деда Мороза. Он один, а вас, малыши, много, но он обязательно придет к каждому. Главное – не убивать веру в чудо ни у детей, ни у взрослых.
Беседовала Светлана Бегунова