Сама Азиза Абдирасулова утверждает, что пришла к правозащитной стезе случайно. Но, если проанализировать её жизненный путь, становится понятно, что именно личность, характер и моральные ценности позволили ей столько лет работать и защищать права самых обездоленных кыргызстанцев. А значит, совершенно справедливо её называют – правозащитницей от Бога. Об этом наше интервью с Азизой Абдирасуловой.
Часть I
Первый митинг, как первая любовь
- Уважаемая Азиза эже, в этом году вашей правозащитной организации “Кылым Шамы” - 20 лет. Расскажите, пожалуйста, с чего началась правозащитная деятельность для вас лично?
- Это жизнь меня привела к тому, что я стала правозащитницей. После развала Советского Союза, я, как все женщины, имеющие маленьких детей, испытывала на себе все трудности. Мы тогда не понимали, где наша Родина, которая столько лет заботилась о нас. Куда она исчезла? Почему она нас бросила? И мы не знали к кому, куда идти. Поэтому было трудно. Как раз в это время у меня были маленькие дети, и пришлось жить одним днём, заботой, чтобы достать кусок хлеба, кормить детей, одевать их. Как человек имеющий два диплома я, конечно, размышляла, что с нами случилось. Когда я приехала в Бишкек, оставив детей в Майли-Суу, поняла, что меня здесь никто не ждал. Таких, как я, здесь не сотни, а тысячи, и у всех одна цель - поддержать семью, прокормить детей. И вот тогда я увидела и поняла, что действительно нарушаются права простых людей. Я даже не знала, какие у меня есть права. Могу ли я у кого-нибудь что-то потребовать для себя? У меня вообще не было понимания. Но я об этом думала. С того момента, когда я увидела трудности таких же женщин с детьми, как я, начала писать маленькие рассказы, о том, что с чем столкнулась, свои раздумья. Таким образом, я познакомилась с журналисткой Замирой Сыдыковой. Она начала публиковать мои заметки в газете “Республика” на кыргызском языке. И 2000 год для меня стал переломным годом. Тогда были парламентские выборы. В кыргызской политике появился яркий, молодой оппозиционер - Данияр Усенов. И как раз я снимала квартиру в том районе, где он баллотировался. Я принимала участие, когда он встречался со своими избирателями, мне нравились его выступления, и, насколько я помню, на первом туре он получил более 50 процентов голосов. Но получилось так, что его сняли с выборной гонки по решению суда. И вместо него депутатом стал Иса Токоев.
- Чем вам понравился Данияр Усенов? Сейчас то мы знаем, что он скрывается под именем Даниил Урицкий в Минске...
- Мне искренне понравились его выступление, программа. Тогда никто не предполагал, что через 10-20 лет он станет совсем другим человеком, уже не тем, за которого я болела. В 2000 году были первые масштабные протесты в Бишкеке, сначала возле здания Агропрома, а потом в парке Горького, в поддержку Феликса Кулова, и других оппозиционеров - Омурбека Суваналиева, Ноомжана Аркабаева и Данияра Усенова. Я случайно прочитала объявление, что 15 марта 2000 года приглашают принять участие в митинге. И утром, вместо того, чтобы пойти на базар и заработать на ужин кусок хлеба, пришла на пикет. И второй день ещё пришла. Я увидела сколько много народа собралось, и все очень грамотные, с гражданской позицией, возмущенные несправедливостью властей. Самое главное , что меня удивило, что эти люди, старики и молодежь, с плакатами знали, зачем пришли, почему они поддерживают Кулова, Аркабаева, Усенова. Я тогда первый раз видела Алевтину Проненко, Толекан Исмаилову, Бубусару Рыскулову. Они тогда были молодые, горячие, с эмоциональными выступлениями. Но случилось неожиданное. Как я говорила, я снимала квартиру, то есть в столице жила на “птичьих правах”, у меня ни прописки, ничего нет, а участковый Аскат Султаналиев, меня заметил на митинге и 16 марта меня из дома арестовал. Я первый раз вышла на пикет на второй день. Эти пикеты каждый день продолжались.
- Ничего себе! А какое основание?
- За участие в несанкционированном митинге. Я с собой взяла младшую восьмилетнюю дочку, а нас “закрыли” в Первомайском РОВД, не в камере, а в кабинете. Это было уже ночью, а дочь спать хочет. И я сотрудников уговорила, раз уж меня не отпускают, пусть хотя бы дочь отведут домой. Я нашла карандаш и клочок бумаги и написала записку для Замиры Сыдыковой. К тому моменту я числилась, как внештатный корреспондент газеты “Республика”, у меня с собой было удостоверение. Но я его не показывала, спрятала в сапоги. Я боялась говорить, что связана с этой редакцией, чтобы не навредить, потому что тогда у Замиры были свои проблемы, её судили, сажали в СИЗО, она только вышла из тюрьмы. То есть неё свои проблемы были, и я не хотела дополнительно навредить. Поэтому удостоверение спрятала. А когда Замира узнала, что я нахожусь в РОВД, она подняла вообще такой шум, и моё фото показывали по телеканалу «Пирамида» каждый час, с надписью, что неизвестно местонахождение журналиста Азизы Абдирасуловой. Я сама не журналист, но меня тогда первый раз обозначили на публичном пространстве как журналиста газеты “Республика”. В ИВС РОВД я и другие участники митинга находились двое суток, нас не кормили, было холодно, на улице выпал снег, в туалет нас выводили в сопровождении. И только ночью, 18 марта, через двое суток, нас привезли в Первомайский суд. Меня прятали от журналистов. Первым меня увидел Бекташ Шамшиев, известный журналист, тогда он тоже работал в газете “Республика”. Когда мня обнаружили, пришло очень много людей, кто-то принес мне попить, кто-то покормил, меня начали жалеть. Я тогда вообще неизвестная была, меня никто не знал, кроме редакции Замиры Сыдыковой. Cейчас все возмущаются из-за ночных судов, но тогда уже это практиковалось. Кроме меня тогда судили Алевтину Проненко, самого Данияра Усенова за организацию несанкционированного митинга, и многих участников. Меня привели в зал суда, а я ничего не понимала. Молодой парень мне стал говорить: “Скажите, что вам адвокат нужен. Скажите, чтобы суд отложили”. А мне всё равно, мне надо домой, потому что почти уже третьи сутки дети у меня одни дома. Пятеро детей, самому младшему 7 лет. Тем парнем, который советовал отложить суд был Эдиль Байсалов. Он меня пригласил в свой офис, написал адрес. Так я познакомилась с членами Коалиции «За демократию и гражданское общество», которую возглавляла Толекан Исмаилова. Таким образом, я пришла в правозащитную среду, в гражданское общество. Я видела, что не одна думаю о том, что происходит в стране. Есть люди, которые работают над проблемами, ищут пути решения. Была хорошая группа среди общественности, которые знали пути решения. Таким образом, своё начало правозащитной деятельности я считаю 2000 год.
Как закалялся характер
- Скажите пожалуйста, как формировался ваш характер? Почему вы всегда такая неугомонная борец за справедливость?
- Люди думают, что я такая твердая и принципиальная. Но нет. Кто со мной близко знаком, знает, что я человек мягкий. Моё детство было в трудным. Моя мать разошлась с отцом, и мы остались жить у отца. Мне было 10, и мои младшие сестрёнки, одной - 5 лет, второй - 2 года, в буквальном смысле остались на моем попечении. Я должна была им готовить, кормить, укладывать спать, переодевать, стирать. Старше меня было два брата. Но они этим не занимались. Таки образом, я, будучи 10-летним ребенком, стала ответственной за своих младших сестер. И это чувство ответственности за слабых, за младших у меня осталось на всю жизнь. После школы, мне надо было побыстрее домой вернуться, потому что всегда переживала за своих сестрёнок. Я знала, что они слабые. Рядом с нашим домом был глубокий арык с водой, и я всегда боялась, что моя младшая сестрёнка упадет туда. Однажды, она все-таки упала, но хорошо, что тогда воды было мало и мы вовремя её спасли. Но после этого случая я вообще боялась. Мы же в селе жили, там не огорожено, всё открыто. Дом стоит, рядом собаки гуляют, вода течёт. Сейчас, когда я оцениваю свое детство, я думаю, что я сама была смышлёная. В школе у меня всегда не хватало карандашей, альбома для рисования или тетради. Но я была активистка, быстро учила стихи, хорошо решала задачи по математике, увлеклась шахматами. Наверно это меня спасало, учителя ко мне благосклонно относились, несмотря на то, что у меня книг, тетрадей не хватало. Они закрывали на это глаза. И вот так мой характер сформировался. Я чувствую, что всегда нужно жалеть слабых, всегда быть преданным, не предавать. Сейчас я замечаю, что у меня нет злопамятности, мстительности. Вместо этого у меня обида остаётся. Я могу долго обижаться на конкретного человека, который мне больно сделал. Но мстить человеку, что-то плохое делать - я не могу.
- Когда вы только приехали из Майли-Суу в Бишкек, в 90-е, сложно было молодым кыргызам из глубинки пробиться в жизни? Расскажите, как эти годы проходили?
- Каждый выживал по-разному. Учителя и врачи, в основном женщины, которым надо было семьи кормить, они активно занялись челночным бизнесом, коммерцией. Кто-то уезжал за границу, кто-то здесь работал, кто-то нашёл вот эту нишу бизнеса и стал более успешным, а кто-то, возможно, потерял себя, не мог найти свое место в коммерции. Это у каждого по-разному получилось. И до сегодняшнего дня, если судить по Ошскому рынку, наши граждане выживают самостоятельно, кто чем только не занимается. Среди них есть те, которые постоянно на рынке находятся, многие из них одним днем живут, лишь бы заработать только на сегодняшний день, покормить детей. А что будет завтра, не известно. Если бы для них были созданы нормальные условия, то они, возможно, государству бы больше помогали. А сейчас они за место оплачивают, налоги оплачивают, гарантии нет, вдруг пожар, потерял товар или украли. Гарантии и страховки никакой нет со стороны государства, поддержки нет. Это просто люди, которые выживают, как могут, сами стараются что-то делать.
- Вы тоже на Ошском рынке торговали?
- Я везде была. В Бишкек приехала в 1996 году, а организацию “Кылым Шамы” организовала в 2003 году. Но первую грантовую, донорскую поддержку мы получили в 2005 году. Поэтому с 1996 года до 2005, это около 10 лет, мы просто находили сами для себя кусок хлеба. Мы снимали квартиру с пятью детьми, которых надо было кормить, одевать, обучать. А прописки у нас нет, никаких социальных пакетов для многодетной семьи не было. Мы просто выживали. На мой взгляд моё поколение - это поколение, которое потеряло родину и новую ещё не успело приобрести. Сейчас если такое случится, не знаю, выдержу или нет. А тогда мне силу давала ответственность за детей. И у меня не было времени думать, уйти в депрессию. У меня просто физически не было на это времени. Иногда я в 10 часов ночи возвращалась домой, а в 5 - 6 утра мне уже надо было вставать. Я не жалею, что отдала свою жизнь детям, как могла, обучала. Но я очень жалею, что, у меня не было возможности дать детям получше образование. Я не могла их водить на дополнительные кружки, в спортивные секции. Это всё было платное, а у меня каждая копейка на счету была. Мы с мужем об этом думали, но не могли полноценно их обучать. Но мы все силы прилагали, как могли, мы делали всё, что было в наших силах. Но всё равно, это сожаление у меня осталось.
Дебют в большую политику
- Расскажите о том, как вы попали в большую политику?
- Я сама не понимала, куда судьба меня ведет. Я просто по инерции шла. Благодаря тому, что в 2000 году я попала в правозащитную среду, меня приглашали на разные конференции, круглые столы. Меня заметил Топчубек Тургуналиев. Я его практически не знала, но этот человек скорее всего знал, что скоро его посадят. После первого судебного задержания в марте, он меня заметил. У него была партия “Эркиндик”, он пару раз меня приглашал на партийные мероприятия. И однажды пригласил на одну из пресс-конференций, в ходе которой совершенно неожиданно назначает меня своим заместителем. А через 2 недели его посадили на 16 лет и у меня на руках осталась вот эта партия “Эркиндик”. И это был мой второй переломный момент в моей жизни, потому что Тургуналиева весь мир воспринимал, как узника совести. Тогда прибыла из главного офиса ООН женщина, которая отвечала по политическим вопросам, то есть это дело курировала на уровне ООН. У меня тогда не было сотового телефона, меня всюду искали и как-то находили. Помню, что и Феликс Кулов тогда сидел в тюрьме, и Тургуналиева посадили. Тогда было несколько активных политических партий, которые выступали единым фронтом: “Ар-Намыс”, Клара Ажибекова с партией коммунистов, Дооронбек Садырбаев с “Кайран Эл”, Замира Сыдыкова с партией “Республика”, “Народная партия”, “Ата Мекен”. Все эти партии были достаточно сильные. И я попала в эту среду, не потому что я - Азиза Абдирасулова, а потому что я заместитель Топчубека Тургуналиева, который сидел в тюрьме, а всем нужен был официальный представитель, чтобы он постоянно участвовал в политических мероприятиях. И на этой волне я познакомилась с очень многими политиками. У меня дома дети голодные, до них никому дела нет, а я зарплату нигде не получаю, но должна была заниматься политическими делами.
- Это всё из-за вашей ответственности!
- Тургуналиев тоже немного нечестно со мной поступил. У меня даже печати не было на руках. Он из тюрьмы передал маленькую записочку, где написал свой домашний адрес, и сказал, чтобы я там взяла печати партии “Эркиндик”. Я пришла, меня встретила жена Туругналиева и передала пакет с печатями и документами, на самые разные организации, где я и нашла печать партии “Эркиндик”. И вот так, пока Тургуналиева не отпустили, я тащила весь этот груз на себе. У меня постоянно были встречи на политическом уровне.
Тогда я первый раз встретилась с Аскаром Акаевым, как представитель партии “Эркиндик”. С Болотом Жанузаковым я тоже часто встречалась. Так как я совершенно ничего не понимала в политике, всегда советовалась с Эмилем Алиевым от партии “Ар-Намыс”. Я даже не знала, как вести переговоры. Помню, первый раз я пришла за советом к Эмилю Алиеву, сказала, что меня приглашает президент. Это было в 2001 году, летом. Эмиль Алиев мне говорит: “Азиза, они тебя приглашают, чтобы вести с тобой переговоры о том, как Тургуналиева отпустить”. И действительно об этом со мной разговаривали, мне пришлось, как важному человеку, вести переговоры. И его отпустили. Но это не я добилась, а они, видимо на политическом уровне решили, до меня и без меня. Акаев, наверное, понял, что я не совсем тот человек, которого он ожидал увидеть и с которым хотел спорить. Я просто сидела и смотрела на него. Я не была готова к таким разговорам. Но после того как Тургуналиев благополучно вышел, я отдала ему все документы.
- Я в тот момент работала корреспондентом газеты “Дело №” и была на всех судах по тому делу. Но я так и не поняла, были ли у Тургуналиева и шести мужчин из Джалал-абадской области, которых судили по тому делу планы по покушению на Акаева? Или это была провокация?
- Это для меня тоже было большим уроком, когда я тоже, как все, верила в невиновность этих обвиняемых, подсудимых. После того, как вышел Тургуналиев, и все остальные вышили, они относились ко мне, как к родной, приходили ко мне домой, специально, чтобы выразить благодарность. Потому что я 40 дней организовывала пикет возле госадминистрации в Джалал-Абаде, собирала их родственников. Так вот после из освобождения, меня пригласили на встречу и невольно стала свидетелем их разборок, из которого я поняла, что всё-таки был какой-то разговор. У этих шестерых ребят была большая обида на Тургуналиева. Потому что сначала их посадили, и они подверглись страшным пыткам, после которых они даже своих сокамерников не узнавали, так страшно были избиты. У них была обида, претензия, что Тургуналиев не передал хотя бы булку хлеба им в тюрьму. Такой разговор у них был и это я сама слышала. После этого я вообще стала бояться всех политиков и вообще осторожно стала подходить к таким делам. Потому что вроде веришь, а получается, что человек говорил неправду...
(Продолжение следует)