Тамара Жумабекова, основательница АРДИ (Ассоциация родителей детей инвалидов), вспоминает, что 37 лет назад, когда родилась её младшая дочь Сейнеп с диагнозом ДЦП, она даже не знала, что бывают дети с инвалидностью. В СССР такие дети были невидимы. С тех пор, они с Сейнеп прошли долгий и сложный путь, результатом которого стало изменение отношения нашего общества к людям с инвалидностью. За плечами Сейнеп успешное окончание школы и АУЦА. Сегодня она специалист по инклюзии, программный менеджер и юристка АРДИ.
И о том, какие проблемы у людей с инвалидностью существуют в Кыргызстане и как их решить, наше интервью с Тамарой Жумабековой и Сейнеп Дыйканбаевой.
Об инклюзии
- Тамара эже, почему возникла необходимость в создании АРДИ?
- Когда Сейнеп родилась, я не смогла устроить её в детский сад. Когда ей исполнилось 7 лет, хотела отдать её в обычную школу, тоже не смогла. И тогда у меня родилась идея создать родительскую организацию. В 1995 году мы создали общественное объединение - Ассоциация родителей детей инвалидов. Потому что необходимо было защищать детей и их родителей, чтобы наши дети были в инклюзивном обществе и тоже жили как все дети, ходили в обычный детский садик или центр. И потом дальше имели возможность учиться и работать, как обычные люди. А у родителей, чтобы было время работать и зарабатывать деньги. Таким образом была создана наша организация. А центр дневного пребывания мы создали в 2008 году. В этом центре мы занимаемся ранним развитием детей с инвалидностью, готовим их в обычную школу или коррекционные классы, или в специальную школу.
- А зачем вообще развивать инклюзию в обществе?
- В Кыргызстане сегодня 35 000 детей с инвалидностью, но их не видно на улице, потому что среда не приспособлена для них.
- Вообще если посмотреть на общество, оно разношёрстное, - включается в разговор Сейнеп Дыканбаева. - Мы все разные, как цветы на поляне или как цветущий сад. Невозможно найти абсолютно одинаковых людей. И поэтому очень важно, чтобы общество гармонично развивалось, учитывать вот эту разность. Не зря же в ООН было сказано - никто не должен оставаться позади («No one left behind»). И это важно, потому что мы не роботы, мы не шаблонным образом созданы. У каждого человека есть свои интересы, свои потребности, свои права и, когда будет инклюзивное общество, тогда не будет такого, что вот этот человек больной или здоровый, вот этот – богатый, этот – бедный. Человек как личность будет ценен, вне зависимости от того, есть инвалидность у человека или нет, или несмотря на какие-то разности людей, их социальное положение, имущественное положение. Когда человек будет ценен как личность, тогда общество будет развиваться.
Когда в Кыргызстане появится инклюзивная школа, такие ребята, как наши дети, не будут оторваны от общества. Они буду развиваться в коллективе с другими детками, а их родители будут работать. Это будет полноценная семья, где не будет никаких разводов, разногласий. И соответственно это и государству выгодно, потому что, если будет целостная семья, тогда такие дети не будут попадать в интернаты и другие учреждения, не будут обузой для государства, не будут теми, кто только потребляет пособия по инвалидности. Поэтому инклюзивное общество важно, как для таких людей, так и для вообще общества в целом. А у нас всё-таки 205 000 людей с инвалидностью в Кыргызстане. Это только те, кто получают пособие или официально зарегистрированы и признаны людьми с инвалидностью. А те, которые ещё не признаны, их в два раза больше. Поэтому не учитывать интересы людей с инвалидностью и детей с инвалидностью нельзя. В этом отношении очень важен этот принцип инклюзивности, принцип равных прав человека. Именно на этих постулатах строится любое государство, и тогда каждому человеку на самом деле хорошо живётся в этом государстве.
- Можно ли судить о развитии государства по отношению к людям с ограниченными возможностями здоровья?
- Я могу привести слова Кале Кёнкиль, к сожалению, этого человека уже нет, продолжает Сейнеп. - Этот человек был лидером в Финляндии, один из людей, который писал конвенцию о правах людей. Когда он приехал в 2001 году в Бишкек, он сказал, что от того, как относятся к людям с инвалидностью, как относятся к пожилым, как относятся к детям, вообще к людям в целом, можно сказать о том, как устроено государство, на каком уровне развития находится страна. Я могу сказать, что я с ним абсолютно согласна.
Об отношении общества
- Тамара эже, вы можете сравнить как было в Советском обществе отношение к людям с инвалидностью и к детям в том числе, и как сейчас. Есть ли развитие, есть ли какая-то положительная динамика в этом отношении?
- Да, есть развитие. Когда в Советском Союзе рождался ребенок с инвалидностью, то это скрывали. В Советском Союзе считали, что детей с инвалидностью бывают только в капиталистических странах. Когда я в школе училась, а потом в университете, когда я работала, одним словом до рождения Сейнеп, я никогда не видела детей с инвалидностью. Я была в таком шоке, когда она родилась. А потом, когда мы гуляли с ней в коляске, к нам подходили незнакомые женщины и спрашивали: “Вы, наверно, пили алкоголь Поэтому у вас такой ребенок”.
- А почему так было?
Потому что в Советском Союзе только для глухих и слепых были условия. У кого-то из правительственной верхушки были слепые и глухие дети. Для них они создали интернаты, спецпредприятия, дома отдыха и рабочие места. А я не могла отдать Сейнеп в школу до 10 лет. Она не могла учиться в начальной школе, не было никаких условий. Ситуация до сих пор не изменилась. Когда мы стали защищать права родителей детей с инвалидностью, заниматься местным самоуправлением, стали писать президенту, представители власти откровенно говорили, что создают условия многодетным семьям и сиротам, потому что они принесут пользу для нашего общества, а от людей с инвалидностью нет пользы. Нам было очень обидно. Я задавала вопросы: как нам жить? Где должны развиваться наши дети? Мне никто не мог ответить. Только с годами, постепенно стали защищать права людей с инвалидностью. Сегодня этот труд родителя оплачивается. Повысили пособия. Теперь стоит задача об инклюзивном образовании и инклюзивном обществе. Принята конвенция о правах людей с инвалидностью. Для Кыргызстана разработана программа, но еще не принята. Динамика уже улучшилась.
- Вы одна из тех людей, кто перевернул отношение кыргызского общества к людям с инвалидностью. Откуда вы черпали в себе эту энергию, где получали знания и опыт?
- Когда Сейнеп родилась, мой муж только закончил Высшую Профсоюзную школу в Москве и работал в Ассоциации профсоюзов в Кыргызстане. Я закончила национальный университет. Мой муж писал однокурснику в Москву и нам удалось оформить подписку на журнал “Социальная защита”. Из журнала я впервые узнала о НПО в других странах, которые защищают права людей с инвалидностью, и, таким образом, мы тоже начали делать первые шаги. И даже не создавая общественное объединение, помогали людям с ДЦП, потому что им нужен особый уход. Тогда было немного повышенное пособие детям с ДЦП. Сейчас очень много родительских организаций и поэтому сейчас легче защищать права. Когда мы открылись, это была глухая стена. И мы сломали только один или два кирпича. Если сломать один кирпич, остальные кирпичи сломать легче.
- Когда я была маленькой, в официальных сообщениях очень много употребляли такую терминологию, как “инвалид”, “больные”, и я очень много боролась с этим – говорит Сейнеп. (Далее интервью даёт одна Сейнеп – ред.) - Я помню, даже во дворе давала в морду ребятам, которые обзывались. С детства я защищала свои права и говорила, что так вообще говорить нельзя. Во время нашей встречи Кале Кёнкиль сказал: “Если ты смогла защитить своё права на образование, то чтобы быть в обществе, ты должна продолжать защищать их на более высоком уровне”. И я прислушалась, потому что, честно говоря, никогда не хотела идти по стопам собственной матери, потому что видела насколько это трудно - заниматься общественной работой.
- Как вы работали над продвижением ваших прав?
- Самое большое изменение, которое я вижу, это, если раньше “АРДИ” была одна организация, которая делала какие-то акции, вовлекала обычных детей с детьми с инвалидностью, мы первыми начали ездить в профсоюз, нам начали выделять путевки на Иссык-Куль, то сейчас и другие организации работают над этим. Мы первыми стали говорить о том, чтобы какие-то мероприятия были на государственном уровне. Первая акция была по защите прав на образование, мы вышли с плакатами и транспарантами, говорили, что мы тоже хотим учиться, тоже хотим быть в обществе. Тогда такого понимания не было. Первая победа была в том, что если раньше выдавали пособие в натуральном виде, в виде муки, продуктов питания, то потом стали выдавать только в денежном выражении. И это была первая победа, потому что семьям с детьми инвалидами нужны деньги и на массаж, и на то, чтобы пойти на какой-то кружок, чтобы развивать ребёнка. Это первая победа “АРДИ” и других организаций. Я не думаю, что мы можем говорить только о своей победе, потому что до нас ещё была организация “Умут” (“Надежда”) и другие наши коллеги - организации. Потом появились “Ювентус”, ОФ “Жаныртуу”, потом появилась организация “Оберег” и так далее. Поэтому совместными усилиями мы смогли разбить эти кирпичи.
На самом деле очень было сложно, потому что, во-первых, тогда не было вообще государственной политики, не было даже такого закона, который бы регулировал деятельность и политику по людям с инвалидностью. Только была выдача пособий и была льгота на медицинские услуги. Я это знаю, потому что я делала анализ законодательства. Только благодаря тому, что появились такие организации, как “АРДИ”, мы стали ходить в министерства, ведомства, мы стали развиваться, первыми стали участвовать в обсуждении вопросов людей с инвалидностью, первыми поднимали их на государственном телевидении, даже рассказывали и предлагали свои какие-то рекомендации. Это наше первое результативное взаимодействие с государственными органами. И после этого мы стали активно участвовать с нашими коллегами во всей политике по построению системы защиты для людей с инвалидностью, детей. Это уже пошло по накатанной. Но чтобы добиться этих достижений, нужно было 15 лет, чтобы протоптать эту дорожку. И опять же терминология была не надлежащей, понимания не было, что люди с инвалидностью такие же люди, которые обладают такими же правами, как сейчас.
Раньше 3 декабря – международный день людей с инвалидностью отмечали организацией концерта, с участием людей с инвалидностью и всё. А сейчас на 3 декабря государство отчитывается, что оно сделало в течение года, каких результатов достигло. Раньше, когда я была маленькая, я слышала, как многие говорили: “Мы помогаем инвалидам”. И я маленькая, мне лет 10-12 лет было, всегда хотела спросить “ А каким образом вы помогаете?”. Сейчас государство конкретно говорит: “Мы повысили пособие, мы сделали или усовершенствовали такой-то законопроект, мы сделали услугу персональный ассистент. Столько-то родителей получают эту услугу - персональный ассистент”, и так далее. То есть уже появилась какая-то конкретика.
И, конечно, появилось понимание, что люди с инвалидностью - это не просто балласт общества, который нуждается в помощи, а именно полноправный член общества, гражданин нашей страны. Когда государство говорит о нас, оно говорит просто о гражданах Кыргызстана, которые являются получателями социальной поддержки. Но на самом деле это тоже не совсем верно. Мы, граждане Кыргызстана, которые получают социальную поддержку, так же, как и другие граждане, просто люди с инвалидностью, как пожилые граждане, в большей степени нуждаются в социальной поддержке из-за существующей ситуации. А так если бы ситуация была другая, мы бы не нуждались в большей социальной защите, нежели остальные граждане.
Инвалидность и религиозный фактор
- Говоря об изменении отношения современного общества к людям с инвалидностью, скажите, тот факт, что у нас стало более религиозное общество, как-то накладывает отпечаток?
- Из-за того, что религия стала более развиваться в нашей стране, такой религиозный подход я вижу даже по комментариям, отслеживая в социальные сети. Когда делают трейлеры по людям с инвалидностью или вообще обсуждают этот вопрос, я вижу, что люди стали говорить, что это божья кара, что это божье испытание, что нужно помогать людям, то есть такой благотворительный подход. Я не говорю, что людям с инвалидностью не нужно помогать, но я за то, чтобы помогали всем людям, потому что в конкретный момент времени каждый из нас нуждается в помощи.
Я закончила Американский Университет Центральной Азии, а сейчас я учусь на магистратуре вечером в Международном Университете Кыргызстана. Мне помогают мои одногруппники, я им тоже помогаю. Мы друг другу помогаем учиться в определённых аспектах, но я не могу сказать, что только помощь идёт скажем или с моей стороны, или только с их. То есть мы друг друга поддерживаем, мы друг за друга стоим, потому что мы в одной группе. Мы одна команда, и всегда так должно происходить.
Я против такого религиозного подхода, который говорит, что только люди с инвалидностью нуждаются в помощи, только им нужно помогать. Это такой патерналистский, такой иждивенческий подход. Конечно, люди с инвалидностью часто нуждаются в помощи, особенно когда нет физической инфраструктуры, доступности и так далее. Естественно, эти искусственные барьеры способствуют тому, что человек с инвалидностью просит помощи. Но если бы была доступность, то люди с инвалидностью в принципе не просили бы помощи. Поэтому, к сожалению, такой религиозной подход, конечно, негативно влияет, потому что те достижения, которые у нас есть, немного откатываются назад. Потому что люди опять начинают думать, а действительно ли инвалидность - это норма или это действительно какое-то наказание свыше и так далее.
На самом деле инвалидность - это такое явление, которое не объяснимо. Оно, по мнению ООН, носит эволюционный характер, то есть инвалидность была всегда, и непонятно, почему дети рождаются с ней. Даже обычные люди могут стать людьми с инвалидностью из-за аварийных ситуаций, жизненных состояний. Этот религиозный аспект будет сильно мешать, потому что тогда такие дети не смогут иметь возможность обучаться, потому что мы именно таких детей обучаем, у которых есть сложности, особые образовательные потребности, у которых есть в трудности в обучении. А если сопоставить этот религиозный аспект, то такие дети не смогут обучаться в обычной школе, по обычной программе. И соответственно, по религиозному пониманию, они за что-то наказаны свыше или их родители и семьи, и, соответственно, у них уже не будет возможности развиваться, посещать такие центры.
Поэтому я за то, чтобы сохранялась светскость, сохранялись принципы прав человека и принципы инклюзии, независимо от того, в каком религиозном контексте находится то или иное государство. Когда наслаиваются какие-то традиционные представления, религиозные представления, что инвалид - больной человек, то человеку с инвалидностью сложно не от самой инвалидности, а от этого человеческого взгляда. Когда я прихожу в новое общество, люди, которые меня не знают, со мной в начале не общаются. И только когда я начинаю выступать, завязывать беседу, общаться, только когда они начинают видеть меня в деле, в работе или в общении, то начинают общаться, взаимодействовать. Я понимаю, что если мне сложно, человеку, который состоялся в жизни, получил высшее образование, несмотря на отсутствие всех условий, если я уже сталкиваюсь с определенными такими стереотипами в своей жизни, то что уже говорить о детях, у которых есть особенности развития, людях, которые не обучались, какое отношение они к себе испытывают.
- Как можно эту ситуацию изменить?
- Я занимаюсь этим вопросом, потому что хочу, чтобы люди с инвалидностью не испытывали то, что я с детства испытывала, когда на тебя смотрят как на какую-то диковинку, а не как на человека. Я понимаю людей и никого не осуждаю. Это психологически очень сложно, потому что когда человека видят с инвалидностью, особенно физической, то на первый план выходит инвалидность, и очень сложно с этим бороться. Людей с инвалидностью нет в медийном пространстве, чтобы на телевидении были такие люди, чтобы вели передачи. Мы не видим в юморе людей с инвалидностью. Мы не видим в туризме людей с инвалидностью. Мы не видим их в экологических вопросах. Мы знаем, что есть блогер - Аскар Турдукулов. Мы знаем активистов по женским вопросам - Гульмиру Казакунову и Гульмиру Аталиеву. Но не видим в промышленности людей с инвалидностью. Мы видим только Мирбека Асангариева в бизнесе и пару моих знакомых, которые выбились в эту среду, в социальное предпринимательство и бизнес. А если любую сферу взять, людей с инвалидностью практически не видно, потому что это стереотипное отношение.
О сложности пробиться в жизни
- А кроме стереотипного отношения? Можно сказать, что для человека с инвалидностью, чтобы добиться успеха, нужно в 10 раз больше усилий приложить?
- Да, конечно. Когда рождается обычный ребёнок, худо-бедно в нашей стране условия созданы, потому что человек может спокойно получить медицинское обслуживание, развиваться, получать услуги, потом пойти в детский сад, школу, учиться дальше в колледже, в других учебных заведениях. В принципе человек не заморачивается. А человек с инвалидностью изначально сталкивается со сложностями. Например, родился ребёнок с инвалидностью, мама не знает куда пойти, к кому обратиться за помощью. Во-вторых, постановка диагноза, если даже поставить правильный диагноз, как развивать ребенка, как найти какой-то центр или получить нормальную медицинскую услугу, чтобы минимизировать последствия инвалидности, получить какие-то реабилитационные услуги? У нас в Бишкеке открылся недавно реабилитационный центр. Но такие центры должны быть по всей стране, хотя бы по одному в каждом регионе, чтобы в Бишкек текучки не было из регионов. У нас в регионах государственных центров нет, только такие, которые созданы на общественных началах или НПО, фондами, которые существуют за счет грантов или пожертвований. Я знаю, что в других странах, даже в России, я не говорю про Европу, про Америку, они на полном обеспечении государства, Соответственно у нас всё сложно. То есть с самого рождения возникает вопрос - где получить реабилитацию?
Если ребенок получил реабилитацию, медицинскую услугу - хорошо. Но, чтобы получить какую-то услугу медицинскую надо платить.
Дальше, пойти в школу или детский сад – это до сих пор большая проблема, потому что у нас нет ни одной инклюзивной школы в Кыргызстане. У нас есть Газпром, но она не считается инклюзивной школой, потому что она дала квоты для детей с сохранным интеллектом, с сахарным диабетом, с какими-то физическими особенностями и с сердечно-сосудистыми заболеваниями. Если бы у нас хотя по всем регионам было по одной инклюзивной школе - ситуация была бы намного лучше.
- А как добираться до школы?
- У нас и общественный транспорт совершенно не приспособлен. Только такой родитель, как моя мама, может чего-то добиться, находит такие организации, пробивает стены и сама развивается, ищет возможности, она добилась и домашнего обучения, и возможности мне обучаться в общеобразовательной школе. Но сколько сил и энергии на это потрачено. Это всё делается самими родителями. В этом большая проблема, что у нас государство не идёт навстречу. Я помню, когда я была маленькой, я была в гостях, и туда пришли и спросили: “У вас есть дети школьного возраста?”. Они ответили, что нет, и я просто спросила: “А дети с инвалидностью?”. Они сказали: “Нет, мы сразу вычёркиваем, потому что это по болезни, по инвалидности”. То есть уже на период учёта детей с инвалидностью просто вычёркивают, потому что они по болезни, по инвалидности не попадают под эту группу детей, которые должны пойти в школу.
Конечно, людям с инвалидностью сложнее, чем обычным людям, уже изначально. Но я против того, чтобы нас называли героями. Я понимаю, почему нас называют героями, потому что стартовые позиции и условия жизни и те проблемы, с которыми сталкивается человек с инвалидностью - гораздо больше, чем у обычных людей. Но это искусственно создано.
О преодолении барьеров
- Если бы я была президентом я бы распорядилась, чтобы любое здание, которое строится, обязательно было построено по международным стандартам доступности универсального дизайна. И это обязательно должно быть вложено в нормативно-правовую базу. А у нас, к сожалению, непонятно, кто несёт ответственность - гостехинспекция или главархитектура за то, что у нас строятся здания, не соответствующие стандартом доступности. И нет чёткой нормы в законодательстве, поэтому мы видим, что даже новые здания в лучшем случае имеют пандус и то при входе. Если бы я была президентом, распорядилась, чтобы транспорт закупался со всеми условиями доступности, и, при ремонте дорог и тротуаров, сразу прокладывались дорожки для незрячих людей, параллельно. Сразу бы решила вопрос с инфраструктурой и общественным транспортом, чтобы людям с инвалидностью уже было гораздо легче получать услуги. Если мы проанализируем все проблемы людей с инвалидностью, то окажется, что они легко решаются, если есть понимание. Но от того, что у нас есть эти искусственные барьеры, человеку с инвалидностью - сложно.
- Вам не кажется, что, чтобы эти барьеры преодолеть, нужны люди в парламенте, именно понимающие. Например, Дастан Бекешев, конечно, поднимает эти вопросы, но он много и других вопросов затрагивает, по демократии, по свободе слова. Его одного не хватает. Есть ли у нас шанс, что такая активная молодая женщина, как вы, станет депутатом парламента и решит эти вопросы?
- Женщины с инвалидностью баллотируются в депутаты, но, к сожалению, по законодательству они попадают только в список на 50-е или 100-е места. И соответственно, они просто в списках, потому что по законодательству должны быть соблюдены квоты по этнической принадлежности, по инвалидности, по возрасту. У нас баллотировались Виктория Бирюкова, Айнура Телеушова, Айдана Ниязбекова, но никто из них не стал депутатом. Это произошло потому, что квота - номинальная. Если бы такие женщины, которые знают изнутри ситуацию, которые заинтересованы в решении вопросов людей с инвалидностью, попали бы в парламент, то у них не было бы шаблонного подхода. Они бы использовали статус депутата для того, чтобы конкретно поднимать вопросы и способствовать их решению, то есть принимать надлежащие, хорошие законы, которые будут основаны на правах человека.
- А вы сама хотела бы стать депутатом?
- Нет. Из меня получился бы хороший советник. Я хорошо вижу, как вопросы решать социальные, экономические, как ту или иную идею или проблему решить. Я была советником министра образования на общественных началах и в принципе неплохо справлялась со своими обязанностями. На тот момент у нас инклюзия начала зарождаться и продвигаться. Было принято постановление о развития инклюзивного образования в 2019 году.
О роли НПО
- Получается, что в основном НПО сектор и гражданское общество активно работают в сфере соблюдения прав человека. Но в последнее время НПО сектор называют иноагентами, “бузуку” и прочее. Как бы вы объяснили этим критикам, какую роль НПО сектор и гражданские активисты играют вообще для Кыргызстана?
- Во-первых, кто такие иностранные агенты или кто такие иностранные представители? Это те люди, которые официально работают на какое-то иностранное государство, которые лоббируют чьи-то государственные, иностранные интересы. Но мы общественные организации, организации гражданского общества - граждане Кыргызстана, которые болеют за свою страну, которые за её будущее.
Почему я стала работать в этой сфере? Потому что я сама столкнулась с самого детства с огромным количеством проблем. Я, как простой человек, гражданин не смогу способствовать их решению. Поэтому я пошла в гражданский сектор, чтобы, насколько я могу, использовать свои возможности, влиять на то, чтобы ситуация изменилась.
Организация гражданского общества делает огромную работу. Кто работает с пожилым людьми? Кто решает их вопросы? Какую большую работу они делают, чтобы пожилые люди не просто оставались у себя дома или же были в домах престарелых. Посмотрите, какую работу делают детские организации! И кто на самом деле выявляет нужды, работает непосредственно с населением в кризисных ситуациях? Например, произошли Баткенские события. Я посмотрела, мои коллеги на юге до сих пор продолжают работать с населением Баткенской области, продолжают оказывать им психологическую помощь, консультируют, дают им поддержку, которая необходима, потому что эта ситуация разрешилась. Но дальше-то, кто с ними работает? Именно мои коллеги из ОФ “Благодать” и другие организации. Они там работают потому, что кто-то должен работать непосредственно с людьми, оказывать помощь, которая необходима в экстренных ситуациях или же просто в решении социальных вопросов.
Если не будет организаций гражданского общества, кто в нашей стране будет говорить: “Извините, общественный транспорт недоступный для ЛОВЗ, его надо таким образом оборудовать”. Есть международные стандарты технологий, и они помогут построить хорошее здание. Есть определённые технологии по оказанию услуг, как работать с людьми с инвалидностью. Например, замечательную работу делается Гульмира Казакунова. Она работает с аэропортом “Манас”, с сотрудниками и показывает, как обслуживать людей с инвалидностью. Я летала несколько раз и могу сказать, что обслуживание в разы улучшилось. Но это же делают общественные организации. Они делают аналитику, анализы законодательства, помогают государству с рекомендациями, как улучшить, и в то же время оказывает сервисные услуги. Если закроются организация гражданского общества, кто будет работать с детьми с инвалидностью, просто с детьми, которые находятся в трудной ситуации? Кто будет работать с детьми мигрантов, потому что у нас огромное количество мигрантов и так далее. Кто будет писать программы?
- То есть всю эту работу в стране на 80% делают НПО?
- Конечно. Если посмотреть в прошлые годы, государственные программы из средств госбюджета пишутся совместно и посредством доноров по развитию и НПО. Когда отсчитывается государственный орган, они все говорят: “Мы работали с НПО, мы работали с экспертом из НПО сектора”. И на самом деле это не всегда афишируется, не всегда говорится. Когда мы уже проводим какие-то встречи, нам государств говорит: “Спасибо, вы нам помогли, делали какой-то анализ” и так далее.
- Почему такая травля сейчас появилась?
- Здесь две стороны. С одной стороны, мы, как НПО сектор, не смогли за эти годы донести, какую важную работу мы делаем. Хотя все организации отчитываются, освещают свою деятельность. Но в то же время, возможно, мы не смогли это на должном уровне донести. Никогда нельзя говорить, что только одна сторона виновата. С другой стороны, возможно, государство, власть не видит насколько большую, огромную работу делают организация гражданского общества и не за счёт только донорских средств. Очень много инициатив делаются просто как гражданский активизм. Например, у нас есть поддержка доноров или нет, мы все равно продолжаем работать. Очень многие организации так и продолжают работать, потому что есть приверженность идее. Когда я встречалась с бывшим президентом, Сооронбаем Жээнбековым, 3 декабря 2019 года, он сказал: “ Когда я изучал перед встречей с вами, я удивился и изумился, какую огромную работу вы делаете”.
Вклад НПО в образование, в трудоустройство, в развитие людей с инвалидностью, пожилых людей и детей - огромный. Если не будет НПО сектора, потери в работе, в результативности организации гражданского общества будут ощутимыми. Я надеюсь, что этого не случится. Потому что если мы на это пойдём, то опустимся на дно и выбраться оттуда будет очень сложно. Государство сегодня не способно, не в состоянии взять вместо нас ту работу, которую мы делали. Я думаю у них нет ни интеллектуальных ресурсов, ни финансов, ни материальных ресурсов.
О гендерном дисбалансе
- У нас страшный гендерный дисбаланс во всех сферах общества. Если бы у нас хотя бы было 50 на 50 женщин и мужчин в политике, к людям с инвалидностью у нас была бы совершенно другая политика?
- Женщина по природе мать и она будет всегда за то, чтобы было хорошо детям и уязвимым слоям населения. У нас 90 % семьей с детьми инвалидами, в основном - это матери одни. К сожалению, у нас многие отцы уходят из семьи, когда рождается ребёнок с инвалидностью. Соответственно мама одна тянет всю ситуацию и ребёнка. Сама решает эти вопросы. И я вижу такую женскую сущность, что женщины - сильные, хотя нас называет слабым полом, но эмоционально и морально женщина всё-таки намного сильнее. В этом смысле женщина, как мать, которая заботится об окружении, заботиться о детях, все-таки имеет такую материнскую природу в отношении государства. В этой сфере она тоже будет думать как мать, где достать ресурсы, чтобы решить тот или иной вопрос, чтобы развивать страну. Конечно, этот баланс нужен, 50% женщина в государственных органах, 50% мужчин.
Но я за то, чтобы были профессионалы, потому что человек-профессионал, во-первых, хорошо работает на результат, во-вторых, заточен на то, чтобы не просто отсиживать до пяти на работе и получать зарплату, а чтобы качество было. А ещё я за то, чтобы у людей во власти был не только IQ, но и AQ, а это эмпатия, потому что у всех должно быть понимание прав человека, инклюзивного подхода, приветствие разнообразия. Но все одинаково ценны, как сказано во всеобщей декларации прав человека, все обладают правами и достоинствами. Если у человека есть это понимание, тогда у человека, во-первых, будет профессиональная работа, во-вторых, у него будет такой широкий взгляд на людей и, соответственно, развитие. Поэтому я за то, чтобы у власти были и мужчины, и женщины. Но в то же время, чтобы они были и профессионалами, и человечными.
- Скажите пожалуйста, так как у нас такой гендерный дисбаланс, почему мужчины не пускают женщин в политику?
- У нас исторически так сложилось в мировой практике, не только в Кыргызстане, что мужчины - на лидерских позициях, что мужчина - это лидер, а женщина - это хранительница очага и семьи. Это, конечно, правильно, но с другой стороны женщины могут быть разными. Например, я больше полезна как аналитик, как правозащитник, как человек, который занимается больше работой, вопросами социального развития, экономического развития, нежели хранительницей семейных ценностей, очага и так далее. Соответственно, мы не должны разделять, что женщины должны только этим заниматься, а мужчины - только тем.
В соответствии с потребностями, возможностями женщин, нужно давать им возможность для самореализации. И это всё зависит от поддержки общества. Если бы у нас женщины голосовали за женщину, тогда женщин было бы больше в парламенте и во власти. Но у нас поддерживается обществом, что мужчины - это лидеры, они должны быть в правительстве, что у них лучше получится. Хотя, к чему мы пришли - ничего хорошего пока нет. Соответственно, пока будет эта незримая поддержка по умолчанию, то мужчин будет больше. А когда женщина за женщину будет стоять горой, будет её поддерживать, тогда мужчинам придется уступать места во власти, будет хотя бы здоровая конкуренция.
С другой стороны, у мужчин нет веры в женщин. Если бы у мужчин была вера в женщин, и они давали бы возможность, соответственно, у нас бы по-другому законы писались. И мужчины бы тоже голосовали за женщин. Но я думаю, что изменится ситуация к лучшему.
- На чём основывается ваша уверенность?
- Я оптимистична в отношении будущего Кыргызстана, потому что у нас уже есть прогрессивная когорта людей, которые готовы идти во власть и нести изменения в стране. Но даже те, которые сейчас управляют страной, если они поменяют свои взгляды и свой метод управления, будут видеть, что организации гражданского общества, партнёры, которые помогают государству развиваться, будут идти в сторону прав человека и создавать условия и принимать надлежащие законы, тогда будет и экономическое развитие, и социальное развитие. Я думаю, что мы не должны сбрасывать со счетов существующую власть. Всё зависит от желания и от того, насколько есть это понимание. Но я верю в свою страну, несмотря на все сложности, которые существуют. Хотя очень многие люди предлагают уехать, говорят, что я могу реализоваться в другой стране. Но я не хочу уезжать! Это моя страна! Многие люди с потенциалом, с интеллектуальными возможностями не уезжают и продолжают работать в нашей стране, развивать бизнес, работать в гражданском секторе, потому что мы верим в свою страну, верим в то, что в нашей стране есть будущее. А уехать всегда есть возможность.
- Спасибо вам за оптимизм и спасибо за беседу!
Интервью вела Лейла Саралаева
Видеоинтервью смотрите по ссылке Сейнеп Дыйканбаева и Тамара Жумабекова - о правах людей с инвалидностью