Сегодня в Польше, как и во всем мире, идут жесткие дискуссии о том, как будет развиваться польское общество. Эта тема актуальна и для Кыргызстана. 25 лет назад оба наши государства отказались от социализма и коммунистической идеи. У нас этот вакуум заполняется с переменным успехом то идеями глобализации, то исламизации, то возвращения к своим традиционным истокам. То же самое происходило и в Польше, с одной большой разницей: проблема религиозной идентификации у них никогда не стояла остро. Польша всегда являлась и является государством, где никогда не было запрета на религию. И в этом плане они намного легче пережили этот период.
Грядет ли борьба ислама и христианства?
О религиозной ситуации нам рассказал сотрудник Католического информационного агентства Кшиштоф Голебьовски. Информагентство это существует уже 24 года, выпускает еженедельник, имеет собственный сайт. Публикуют новости не только из Польши, но и из Ватикана, пишут не только о католицизме и христианстве, но и обо всех мировых религиях. В агентстве работают штатно 10 журналистов, и еще в каждой из 44 епархий страны есть один корреспондент. Есть корреспонденты и за рубежом.
- Нам повезло, в Польше во время социализма была самая свободная ситуация в плане религии. У нас не закрывали и не разрушали церквей, даже в уставе коммунистической партии не было запрета на веру. У нас оставались и монашеские ордена, продолжалось обучение молодежи в семинарии. Коммунистические лидеры тоже продолжали верить в Бога, только не афишировали это, а ездили молиться и крестить детей в церкви других городов, – рассказывает пан Кшиштоф. – С изменением социального строя и открытия Польши Западу многое в религиозной сфере изменилось. К нам начали приходить материалистические течения, философия потребление, безбожие. И это сказалось на жизни церкви. Приведу такой факт: в Польше после войны было большое количество молодых людей, желающих свою жизнь посвятить церкви. Особенный всплеск произошел в начале 90-х, тогда было свыше 9 тысяч кандидатов в священство. Было такое время, когда каждый третий рукоположенный священник в Европе был поляк. Сейчас это количество заметно упало. Сегодня в семинариях учатся около 4 тысяч кандидатов. Это большое количество по сравнению с западными странами, но значительно меньше, чем в 90-х годах. Это является одной из больших угроз для религии.
- Кто может стать священнослужителем в Польше? Есть ли жесткие критерии отбора, обучение? – интересуюсь, вспоминая о том, что 80% наших священнослужителей мечетей не смогли пройти аттестацию в прошлом году.
- В католической и православной религии тот, кто хочет работать священником, обязан отучиться в семинарии, причем берут только мужчин. В Польше обучение после высшего образования длится 6 лет. В течение этого периода изучают философию, богословие, историю церкви, различные языки – латынь, греческий. Причем знания дают не поверхностные, а глубокие. Кроме того, кандидат должен иметь высокие моральные качества.
- А как можно проверить моральные качества?
- Кроме аттестата зрелости и диплома вуза важной является рекомендация настоятеля в приходе. Этот настоятель гарантирует, что кандидат отвечает всем качествам, моральным и религиозным, и может претендовать на пост священника. Кроме того, кандидат целый год проверяется, может ли он обучаться в семинарии. И только после обучения епископ рукополагает в священники. И тогда уже начинается работа в церкви. Аттестаций в католической церкви нет. Все священники встречаются регулярно с епископом, несколько раз в году. В любое время епископ может посетить приход. Кроме того, главный канал контакта – это прихожане, которые могут рассказать о работе священнослужителя. И это наиболее эффективный мониторинг.
По словам пана Кшиштофа, в последнее время заметно уменьшилось количество посещающих церкви. Тем не менее, среди молодежи сегодня становится модно посещать церковь, в этом плане большую роль играет современная христианская музыка. Много популярных групп исполняют композиции на религиозную тему. Но в целом тенденция идет на снижение верующих. И на этом фоне усиливает свои позиции ислам.
- В Польше есть два течения представителей ислама. Первое – это наши собственные мусульмане, потомки крымских татар, турков, хазар, которые в глубоком прошлом, около 6 веков назад, попадали в плен, а позже получили от польских королей право селиться здесь, в Польше. В конце XIV века началась их история в Польше, на северо-востоке даже сохранились древние деревянные мечети. Сейчас это уже памятники истории. Этих потомков татар насчитывается около 5-6- тысяч. Они до сих пор исповедуют ислам.
Второе течение – современные мусульмане. К ним относятся иностранцы – студенты из мусульманских стран, бизнесмены, те, кто приехал в Польшу работать и поселились у нас. И если с польскими мусульманами у нас в течение многих веков не было никаких проблем, то с новыми иногда получаются проблемы, - осторожно говорит пан Кшиштоф.
И все же по сравнению с другими западными странами в Польше очень мало мусульман, всего около 30 тысяч по всей стране. Еще несколько лет назад интересы мусульман представлял Мусульманский религиозный союз, сегодня существуют порядка 10 мусульманских организаций, в том числе запрещенные в некоторых странах, такие как «Братья мусульмане». До недавних пор в Польше не наблюдалось никакой напряженности.
- В этом году в Варшаве начали строить первую мечеть на деньги Саудовской Аравии. Местные жители в районе, где идет строительство, возмущаются этим фактом. Выходили на митинги, устраивали акции протеста, но строительство продолжается. Недовольство у поляков появляется из-за того, что каждый день приносит какую-то новость о терактах или различных вспышках насилия в различных уголках Европы, авторами которых являются представители радикальных течений ислама, - объясняет пан Кшиштоф. - Нет дня, чтобы не было информации о подобных фактах, и люди это читают. Подавляющее большинство современных террористов - это, к сожалению, мусульмане, вне зависимости от того, какую версию ислама они исповедуют. Обычно после такого акта насилия наши мусульмане сразу же делают заявление, что не имеют ничего общего к этому событию, и что настоящий ислам – это религия мира, веротерпимости, и что осуждают эти действия. Но, с другой стороны, я не вижу среди мусульман твердого желания совершить окончательный разрыв с терроризмом. Это не касается наших польских мусульман. Их мало, и их голос практически не имеет веса. Но мусульмане Запада – Германии, Франции, Англии, где наибольшие мусульманские общины, в своей деятельности ограничиваются только текущими заявлениями. Фактически они не борются с проявлениями терроризма. Даже если они и борются, то малоэффективно.
- Нужно ли умалчивать факты насилия, которые совершают мусульманские беженцы? Первое время западные СМИ старались не акцентировать внимание на таких фактах. Вы согласны с таким либеральным отношением к беженцам?
- Этого сейчас уже нет. Очень быстро европейские лидеры поняли, что такое либеральное отношение вызвало огромную проблему. К счастью, Польши эта проблема не коснулась. Но для Италии, Франции, Германии это ужасная проблема. Умалчивание практиковалось для того, чтобы не усугублять данную проблему. Но ее не скрыть, даже если о ней не писать, она существует. На мой взгляд, действия западных правительств и СМИ продиктованы растерянностью. Например, несколько лет назад было в чести понятие мультикультурности. Тех иммигрантов, которые приезжали в западные страны, готовы были включать в местные общества, допускать, чтобы они нормально существовали и развивали свои возможности, при этом никто не ограничивал их в том, какую религию они исповедовали. С одной стороны – включение в местные общества, с другой – сохранение идентичности и культуры. Но это, к сожалению, не сработало. Оказалось, что мигранты-мусульмане во Франции – это выходцы из Марокко и Туниса, в Англии – из бывших колоний Пакистана, Бангладеш, частично Индии, в Германии – прежде всего турки. Они не хотели интегрироваться, это было их решение. Если первое поколение мигрантов не было столь многочисленным, и они приезжали, чтобы работать, то уже во втором и третьем поколении мигрантов начались эти проблемы радикализации. Я не вижу пока какого-то эффективного выхода из этой ситуации. Главное - затормозить этот поток беженцев.
Как стать беженцем в Польшу?
Полякам несказанно повезло: беженцы из Ближнего Востока не особо рвутся к их границам. Во-первых, как оказалось, сами беженцы не заинтересованы в проживании в Польше. Эта страна приняла полтора года назад 400 семей из Сирии, в первую очередь это христианские семьи. Прошло 4 месяца, из них осталось только 4 или 5 семей. Все остальные уехали в другие, более богатые страны. А во-вторых, само правительство отвергло эту навязанную официальным Берлином идею.
По мнению Александра Городецкого, сотрудника фонда «Разные сферы», который оказывает психологическую поддержку беженцам, все уперлось в так называемый «социал».
- Германцы предлагают «беженцам» блага (тут сознательно ставлю кавычки, потому что в большинстве это никакие не беженцы, это молодые мужчины, которые почему-то сами выехали их воюющей страны, а жен и детей оставили), так вот, германцы выделяют им жилье и по 1000 евро в месяц на человека ежемесячного пособия. В Польше люди в провинции зарабатывают по 400-500 евро в месяц, и наше правительство не может выдавать по 1000 евро приезжим, потому что это будет подстрекательством к бунту. Поэтому, когда сирийцы приехали сюда и увидели, что им предлагают, они решили поискать лучшие условия в других странах, - объясняет Городецкий.
Кроме того, польское, чешское и венгерское правительства поступили довольно мудро, отказавшись исполнять решение Ангелы Меркель, когда она единолично решила, какая страна и сколько должна взять беженцев. Даже ходили слухи, что немцы ведут селекционный отбор, себе выбирают наиболее образованных беженцев, а в остальные страны отправляют тех, у кого нет образования, но есть большие проблемы с адаптацией.
- По планам Меркель, у нас должны были разместиться до 15 тысяч «беженцев», но наше правительство отказалось. Не потому что оно не хочет их принимать, а потому что оно не хочет исполнять решение, принятое в Берлине, а не в Варшаве. Поэтому никакого согласия с польской стороны, как и с чешской, и венгерской, не было. Дело в том, что в этом потоке есть много нелегальных иммигрантов, которым ничего не угрожает, но через международную мафию они покупают паспорта и въезжают беспрепятственно в Европу. У нас был нашумевший случай, когда голландские журналисты поехали в Стамбул и купили фальшивый сирийский паспорт за 3 тысячи долларов на имя одного из голландских министров.
Когда возникла эта ситуация с беженцами, президент Чехии сказал очень жестко, обращаясь к мигрантам: «Во-первых, не думайте, что вас здесь кто-то ждет. Во-вторых, вы приезжаете к нам, значит, вы должны адаптироваться к нашей жизни, а не наоборот. И в-третьих, если вам не нравится, вы можете к нам вообще не приезжать». Чехи и словаки поступили так же, как и поляки.
- А кто в основном попадает в Польшу в статусе беженца?
- На данный момент сложно сказать о точном количестве беженцев в Польше. Если говорить об эмигрантах, то только украинцев в Польше до двух миллионов. В Варшаве проживают несколько десятков тысяч вьетнамцев. Много белорусов, есть среди них те, кто по политическим причинам объявлен невъездным в Беларусь, и связано это с их оппозиционной деятельностью. А беженцы - это другое дело. Много беженцев из Чечни, около тысячи человек, и несколько десятков из Таджикистана. Причины – политические или кровная месть. Это тяжелые случаи, где замешана политика. Я не могу подробно говорить, так как подписал документ. Но людям грозят убийства, репрессии. Они проводят в Польше полгода, а потом уезжают дальше на Запад. Никто их не выдворяет, это они принимают решение.
В Польше есть несколько центров для беженцев и мигрантов, где они живут первое время с семьями в общежитиях, получают около 200 евро в месяц на расходы, плюс в центрах есть столовая, где их кормят. Есть детский сад, где дети обучаются польскому языку, школьники ходят в польскую школу. Если центр далеко от школы, то за ними присылают автобус. Люди живут в этих центрах, пока проходят процедуру оформления, она может длиться от нескольких месяцев до нескольких лет. Психологически это утомительно, поэтому им оказывают психологическую поддержку. Как выяснилось, до сих пор из Кыргызстана в Польше беженцев никогда не было.
- Психологи, которые работают с беженцами, должны выяснить, действительно ли беженец относится к так называемой группе лиц, подверженной тяжелым обстоятельствам, как отразились на их психике угроза жизни, смерть родных, избиения. Наша задача – установить, нуждается ли человек в психотерапии, которая может занять несколько месяцев. Отдельные психологи работают со взрослыми, отдельные – с детьми. Кроме того, психолог вправе выписывать направления в больницу к другим специалистам.
Что касается украинских беженцев, то появились они в основном после 2014 года. Это выходцы из Донбасса, попадаются из Крыма. Большинство украинцев самостоятельно справляются со своими проблемами, находят работу, жилье. В Варшаве сегодня сплошь и рядом можно слышать украинскую или русскую речь.
- Есть ли различия между беженцами и мигрантами из бывшего СССР и мусульманских стран? – интересуюсь у Александра.
- Если говорить об украинских или белорусских беженцах, то никаких различий с поляками нет. Первый поток беженцев хлынул в 90-е годы. Тогда поляки не понимали разницу между русскими, украинцами и белорусами. Для них они все были русскими. Но это в прошлом. Сейчас эти люди полностью интегрировались. Они ценятся, они работают хорошо, им можно доверять. Полно объявлений, где пишут: «Требуется бригада украинцев». Они просто немного дешевле. Аналогичная ситуация была несколько лет назад, когда Польша вступила в Евросоюз и 2 млн поляков выехало в Британию. Там они ценятся как дешевая и качественная рабочая сила. Сегодня в Польше уборка и уход за престарелыми людьми практически монополизированы украинцами. Украинцам и белорусам легко адаптироваться. Они христиане, язык очень похож. Им достаточно прожить тут 2-3 месяца, и они уже сносно говорят по-польски.
- Получается, Польша не почувствовала оттока 2 млн своих мигрантов, потому что взамен получила приток законопослушных, трудолюбивых граждан из стран бывшего СССР?
- Да, причем это не только уборщицы или строители, но и учителя, врачи, люди интеллектуальных профессий. Здесь работают украинские НПО, рестораны, пресса, сайты. Есть люди, которые в Польше открыли свои фирмы, занимаются бизнесом.
Что касается приезжих из арабских стран, то в Варшаве в последнее время появилось очень много кафе и точек питания, где продают кебабы. Их открыли турки, египтяне. К ним совершенно нейтральное отношение. Для нас хорошо, что в любое время дня и ночи можно прийти и что-то недорого поесть. К ним претензий нет. Понятно, что есть культурная разница. Я, например, не представляю, чтобы поляки терпимо отнеслись к хиджабам, полигамии или радикальному исламу. Это совершенно другая культура.
То есть пока для Польши беженцы не представляют проблемы. Мусульмане живут тихо, нет особой радикализации. Но проблема глубже. Почему в западно-европейских странах возникла такая проблема? Радикализуется второе и третье поколение мигрантов. Западные страны были наивными. Например, Германия принимала турков на работу, подписывала с ними контракты на 5 лет. И немцы верили, что турки, отработав этот контракт, вернутся на родину. Но так не произошло. Появилось второе поколение мигрантов, но государство обошло их вниманием, оно не сделало их полноправными гражданами, а постаралось эту проблему решить деньгами, выдавая высокие пособия. Власть спокойно относилась, если дети мигрантов не учились и не работали, но зато получали «социал». Психологически такой человек чувствует себя дискомфортно. Эти дети родились в Германии или Франции, видели, как живут их сверстники, но к ним государство относилось как к людям категории «б». Поэтому сегодня, ощущая себя чужими в стране, где они родились, они легко подвергаются влиянию со стороны радикалов. И с этим система не справилась.
- Как будет развиваться проблема?
- В восточной Европе, скорее всего, проблем уже не будет. Но в Германии и во Франции будут проблемы однозначно. Там появилось слишком много людей, которые никак не привязаны к ценностям страны, в которой живут. Я считаю, что чиновникам нужно вести более мудрую политику, потому что некоторые культурные особенности несовместимы. Ставки на мульти-культи – слияние всех культур в одну – не работают. И в Европе нет уже поддержки этой идеи. Недавно были выборы в Голландии. Наибольший процент голосов набрала партия действующего премьер-министра, потому что он принял жесткую позицию в политике с голландскими турками. Оказалось, что голландцам уже надоела ситуация, при которой в стране проживает слишком много людей, которые отрицают ценности этой страны. Они уже не могли смотреть на это сквозь пальцы.
- Сейчас во всем мире, в каждой стране заговорили о возвращении к традиционным ценностям. У нас в Кыргызстане, в соседнем Казахстане, в России. Теперь вы говорите, что в Европе, самом толерантном месте, тоже заговорили о сохранении национальной и культурной идентичности. То есть это тенденция общемировая?
- Я считаю, что мы пережили глобальный проект, направленный на унификацию человека и ценностей. Например, стремились унифицировать Европу, собрав всех в Евросоюз, создать усредненный общеевропейский образ жизни. Но эта затея потерпела неудачу. У каждой страны своя история, культура, традиции. Многие наши политологи, говоря об этом проекте, называют его стремлением к концу истории, где либерализм преподносят как венец развития истории человечества. Но эта идея потерпела крах. Достаточно посмотреть на результаты выборов в европейских странах, все либеральные партии терпят поражения. Сейчас в Польше у власти более консервативная партия, поднимается «Национальный фронт» Марин Ле Пен во Франции, в Германии «Альтернатива для Германии». Оказалось, что стремление к унификации отрицательно влияет на национальное начало, и финальным продуктом был бы человек без культуры, без национальности, без традиций и без пола. Либералы хотели девальвировать все ценности – семья, Родина, Бог. Но, как стало видно, нет никакой альтернативы этим ценностям. Я согласен, что борьба с гендером, унификация традиций – это отчаянный крик пустоты, которая хочет заявить, что она тоже собой что-то представляет. Это дорога в никуда. И люди инстинктивно это чувствуют и возвращаются к своим традиционным ценностям.
Сегодня в Польше существует большой спор, куда двигаться, быть ли стране солидарной или либеральной, укреплять национальный дух или сливаться с Европой, сплачиваться вокруг католицизма или идти по пути безбожия. Споры эти актуальны для каждого живого развивающегося общества.
В следующем номере мы расскажем о поддержке, которую оказывает польское государство детям-сиротам.
Лейла Саралаева
Бишкек-Варшава-Бишкек
P.S. Автор благодарит Фонд Польско-Чешско-Словацкой Солидарности